– Не переживай ты так, – теперь уже она погладила Макса по седой голове, – выбора-то у тебя не было вовсе. Прирезали бы.
– Это были не люди, – сказал Пирогов, глядя Сергееву в глаза. – Это были нелюди. Ты же знаешь, как я люблю детей? Я же с ними возился с первого дня, как мы собрались. Я же некоторых лично из развалин вынес. Отпаивал, откармливал, колыбельные им пел. Жратву на спине им пер за тридевять земель. А они… Они меня зубами грызли. Они по ее слову, жесту, по ее приказу меня готовы были на ленты распустить. На шнурки. На ниточки.
– Сколько сбежало? – Сергеев перебил Макса, потому что его надо было перебить. Старика уже трясло, как с похмелья.
– Двое, – ответила Татьяна. – Остальные в состоянии… Ну, не знаю… Оцепенения, что ли? Вроде спят, а вроде и не спят…
– Ее ты застрелил?
Макс вскинул на него покрасневшие, как от бессонницы, глаза.
– Да нет… Живая она!
– Живая? – переспросил Сергеев.
Это была удача. Несомненно, удача. На такое Михаил и не рассчитывал.
– И где же это сокровище?
– Заперли в мастерских. В подвале. Это тут рядом, – Татьяна потрогала повязку на предплечье Макса и, кажется, осталась довольна. – Могу показать. Если хотите, конечно…
– Обязательно, – сказал Сергеев, вставая.
– Ты осторожнее, – предупредил Пирогов. – Мы ее вчетвером крутили-крутили, так она еще двоим ребра поломала.
– И одному руку, – бесстрастно добавила Татьяна.
– Да уж я как-нибудь, – он поправил на плече автомат. – Но за предупреждение спасибо! Куда идти-то?
– Тут недалеко.
– Сергеев, – сказал ему вслед Макс, – и еще… Не слушай ее.
Он еще раз потрогал набрякший под глазом мешочек.
– То, что она в морду может дать, – это полбеды. А вот говорить с ней действительно опасно.
– Не волнуйся, Макс, – Михаил еще раз посмотрел на Пирогова, бледного, раненого и измученного, и понял, что Максу по-настоящему страшно.