– Борману!!! Миллеру. Позируя художнику Миллеру, он сказал: «Я совершил в этой жизни немало славного и никого не сделал несчастным. Не подписал ни одного смертного приговора. Бывал мал, бывал велик». Ну? Время.
– Ребята! – воскликнул Рогалик, патетически воздевая руки к небу. – Ребята! Да это же Зигмунд Фрейд!
У Зойки сделалось такое лицо, как будто ее сейчас вырвет. Любимов заржал. Ирина закатила глаза. И только Лешечка блаженно улыбался.
– Так, – вздохнул Гош. – Отставить разминку. Пошли-ка, друзья мои, в тенек. Знатоки!
– Ничего, – повторил Любимов, вставая. – Оклемаются.
– Так кто же это все-таки был? – спросила Зойка.
– Тебе же сказали – Борман.
– Это был Потемкин, – уверенно заявил Гош.
– Точно Потемкин? – строго переспросила Ирина, заглядывая в ответ.
– Ну, может быть, Суворов. Хотя сомнительно.
– Гошка, это был Суворов.
– Обидно. Не взяли.
Позади Лешечка и Рогалик, хихикая, поддерживали один другого.
– Господи! – простонала Ирина. – Там же в вестибюле карась! Они давно грозились его поймать…
Слава богу, знаменитый карась из Дворца пионеров (чудовищно разжиревшая оранжевая рыба, в молодые годы бывшая золотой) куда-то спрятался, и на дне бассейна красовались только груды ветхозаветных медяков. Любимов увел ребят умываться холодной водичкой, а оставшаяся половина команды вошла в шумный зал, уселась за один из столиков и принялась рвать на куски бумажки для ответов. Вокруг галдело больше двадцати московских команд, и к Зойке тут же начали подходить здороваться мужики. Гош, как всегда, пытался их сосчитать, но потом ему надоело. Появившиеся к самому началу игры «подготовленные» выглядели получше, но, увы, только выглядели. Ирина показала Любимову кулак.
Они сыграли три тура по двенадцать раундов, и сыграли даже неплохо. Правда, Лешечка после каждого «взятого» вопроса с громким хаканьем бил себя по сгибу руки, демонстрируя всему залу высоко поднятый средний палец. А Рогалик строго через два вопроса на третий орал в полный голос: «Ребята! Да это же Зигмунд Фрейд!» Лешечку быстро уговорили не махать руками. А вот Рогалик не успокаивался. Кончилось тем, что после очередного выкрика Гош сказал ему: «Заткнись, урод!» Это в команде было не принято, и Рогалик так удивился, что немедленно замолчал и вообще избегал подавать реплики до конца игры.
Гош сольно «взял» пять вопросов, два – по афоризмам Ларошфуко, два из братьев Стругацких (тут он был эксперт) и еще один – про антиквара по имени Рассел Нэш, которого ФБР заподозрило, что он не тот, за кого себя выдает. На самом-то деле антиквара звали Коннор МакЛауд. Любимов «взял» семь вопросов, девчонки – по три, и еще пять верных ответов нашлось коллегиально. Остальное, что называется, «слили» – вопросы были на удивление легкие, но команда решительно не могла напрягаться. Лешечка и Рогалик, под конец игры мучительно переживавшие свою умственную дисфункцию, старались не мешать, но что-то уже пошло боком, и шестерка отчаянно зевала прямо за столом.
В итоге они зависли в районе с девятого по шестое место – результат неплохой, но отнюдь не блестящий. Вышли из Дворца, уселись на давешнюю трибуну, закурили и принялись решать, как жить дальше.
– Любимов, где ты купил эту отраву? – спросила Ирина, внимательно приглядываясь к Рогалику. Тот спал.
– В магазине. – Любимов посмотрел на Рогалика и зевнул. – Ну что, поехали ко мне?