Эпоха мертвых. Дилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Два с небольшим часа мы проторчали в машине, изо всех сил растягивая завалявшуюся под передним сиденьем пачку чипсов и две упаковки лапши быстрого приготовления, которую тоже грызли всухомятку в лучших традициях студентов техникума или таджикских рабочих.

Мобильный интернет снова начал чудить — сигнал но был, то пропадал, так что никаких новостей нам почитать не удалось. Мы все извелись от нетерпения, когда Ванька заметил в одном из огородов движение, и, решив, что час настал, рассредоточились по деревне. Мне достались три ближайших дома. Как я и предполагал, моему появлению никто особо не радовался и даже наоборот.

В первом доме попытки контакта просто проигнорировали, зато из второго, стоило мне постучать в дверь, донесся отчаянный мат. Общий смысл эмоционального монолога сводился к тому, что мне следует срочно отойти от двери, а лучше и вовсе уехать из деревни, пока со мной и моими товарищами не приключилось чего нехорошего. Я покосился на здоровенного, похожего на волка пса с внимательным тяжелым взглядом, прикованного к будке чуть ли не якорной цепью, и решил даже не пытаться, тем более что этот монстр с первой секунды смотрел на меня, плотоядно облизываясь. Такой так просто гавкать не будет, просто клацнет челюстями — и нет человека.

Удача постигла меня, когда, наученный новым опытом, я с опаской открыл калитку третьего дома. Лежавшая возле будки неказистая рыжая дворняжка, нежившаяся под утренним солнцем, тоненько заскулила и метнулась в свое жилище. Странно, чем меньше собака размером, тем больше она гавкает на всех и вся, а эта поступила соразмерну своему росту — сбежала. Вот так и ломаются стереотипы.

— Чего тебе?

Я поднял голову. Из открытого окна покосившегося дома высунулся сухонький старичок, одетый в легкую куртку непонятного темного цвета. Такие, кстати, можно встретить на мужчинах самых разных возрастов практически в любой российской глубинке — откуда они их вообще берут? И как они, куртки эти, выглядят в нормальном, незамызганном состоянии?

— Да мы не местные, из Ижевска едем. Хотим только…

— Что? А ну, пошел вон! — лицо деда исказилось от злобы, он уже хотел захлопнуть оконную створку, но я успел.

— Не бойтесь Вы! Мы не заразные! Мы не совсем из города едем, из Постола! На огороде мы отдыхали, у друга. Вон он, кстати, от индюка убегает, — я показал пальцем на Ваньку, испуганно удирающего от здоровенной и чересчур раздражительной птицы. При каждом шаге индюка висящая на шее кожа задорно подскакивала, что придавало всему происходящему комичный вид. Только Ваньке было не до веселья — индюк нехотя отстал лишь в конце улицы, когда запыхавшийся рыжий от страха чуть в штаны не наложил. Да уж, такого монстра можно держать вместо собаки.

— Хм, — старик задумался, но окно обратно открывать не стал, оставив лишь узенькую щель, через которую буравил меня прищуренным глазом. — Ну, допустим. Только я тут причем?

— Да мы просто хотим хоть от кого-то услышать, что случилось. Не можем домой дозвониться, сотовые не работают, а здесь с нами что-то никто не торопится заговорить.

— Эх, бедолаги, — дед вдруг погрустнел, уткнул маленькие темные глаза в подоконник под носом. — Ну, заходите, что ли.

Дед, назвавшийся Тарасом Тимофеевичем, жил скромно. Жена его умерла три года назад, единственный сын с женой и тремя детьми жил в Петербурге и отца навещал нечасто — последний раз был ровно год назад — и деду недоставало общения. Наверное, отчасти поэтому он и решился впустить в дом малознакомую компанию молодых парней.

С другой стороны, даже нехватка хорошего разговора не могла убедить старика переехать к сыну в Северную столицу, куда тот приглашал отца чуть ли не каждый день после смерти матери.

Говорил Тарас Тимофеевич охотно и много, но, увы, очень витиевато, сбивчиво и косноязычно — что ж, возраст. Так или иначе, отфильтровав словесные потоки, хаотично следующие один за другим, мы кое-что поняли.

По словам гостеприимного деда выходило, что неизвестное лицо (или лица) во время празднования Дня Победы на центральной площади выпустило (хотя, все-таки, скорее выпустили) на свободу некую инфекцию. Как они это сделали, Тарас Тимофеевич сказать затруднялся, пожимая плечами и проклиная тех, кто принес заразу.

Жертвы, оказавшиеся у эпицентра, сразу погибли, другие же начали жаловаться на недомогание разной степени тяжести — у кого-то сразу разболелась голова или живот, а кто-то начал испытывать подозрительные симптомы только спустя несколько часов. В любом случае, финал у всех оказался одинаковым — потеря сознания, а потом пробуждение в новой ипостаси. Люди превращались в зверей и, едва раскрыв глаза после недолго сна, начинали крушить все вокруг, нападая и на здоровых, и на больных, и снося все на своем пути. Они не реагировали ни на какие вербальные обращения, ничего и никого не боялись, хорошо чувствовали боль, но, в то же время, она почти не останавливала их. Словом, пострадавшие заболели некоей формой бешенства, коей прежде человек не видел.

Как уже было сказано выше, у многих такие вспышки ярости начались уже в больнице или дома, спустя несколько часов после предполагаемого заражения. К этому времени в городе уже творилось черт-те что — жители успели испуганно разбежаться по своим домам и районам, и уже там превращались в монстров, заражая членов семьи и соседей. Полиция оказалась совершенно бесполезной, ее категорически не хватало, и в итоге, чтобы не допустить выхода инфекции за пределы Ижевска, наверху было принято решение просто уничтожить город.

Поверить в такое вот так сходу было решительно невозможно, но какой смысл старику врать? На совсем выжившего из ума он не похож, да и звучит вроде бы логично — началось заражение, половина города сошла с ума, а другая половина оказалась под угрозой. А еще эти люди вполне могли стать переносчиками инфекции, даже ей не заразившись. Вообразите себе панику в высших кругах — такое немыслимое происшествие, проблема, которая по всем законам не могла случиться, а решение нужно уже сейчас.

Уничтожив очаг, наши власти принесли один город в жертву остальным жителям страны, да и, можно сказать, всего мира. Это мы себе места не находим, из нас будто кусок плоти вырвали щипцами и без наркоза, а остальной земной шар небось вздыхает с облегчением и готовит гумпомощь российским чиновникам, храбро пожертвовавшим часть своей родины.