— Если только не готовятся к какому-нибудь плану «Б» или не попытаться провернуть всё во второй раз.
— План «Б»? Как-то сомневаюсь…
— Не сомневайся. Люди умеют удивлять находчивостью.
— Не, может кто-то ещё и не понял, что их скоро накроют, но более-менее догадливые уже должны были осознать, что, если тебя достать не удалось, значит, пора валить. Вот за них бы я действительно взялся, чтоб ни один говнюк не ушёл. Показать, что каждый предатель получит пизды по заслугам. А то потом хрен найдёшь их всех.
— Плевать на них сейчас. Они лишь пешки, без своих начальников угрозы не представляют. Сейчас главное — зачинщиков убрать, чтоб пресечь остальные попытки. Остальных потом отловим.
Я подошёл к четверым пленникам, которые лежали на земле под охраной моих боевиков.
— Поднимите их. Мешки с головы снимите, — приказал я.
Парни тут же послушно поставили их на колени передо мной, стянув мешки с голов.
Надо сказать, что я ни разу не видел ни одного из них. Видимо, самые обычные боевики, не из командиров. И одного из них я сразу для себя отметил. Перепуганный худой красный, будто плакал, мужчина лет тридцати — тридцати пяти. И просто худой, а именно тощий, будто не евший месяц, с жидкой кудрявой причёской рыжего цвета.
Слабое звено в команде? Что ж, думаю, подойдёт. По крайней мере, надо будет его подготовить.
Я всегда был против насилия, если честно. И против жестокости тоже. Меня не радовали ни пытки, ни мучения людей, пусть я и принимал участия в наказаниях, где сжигали людей, ломали им пальцы, руки, выдирали ногти и так далее. Работа вынуждала, а потом и привык к этому, что не делает мне чести. А раньше мне давалось подобное так вообще тяжело: чувствовал, глядя на подобное, как ком к горлу подходит, а взгляд сам собой отводится в сторону.
Но всё меняется.
И я изменился.
И методы мои тоже изменились, так как вместе с большей властью пришла большая ответственность. А с ней и совершенно другие решения любой проблемы. Хочешь быть вожаком стаи — будь им. И в отстаивании своего места одно рычание не поможет — надо рвать глотки зубами и показывать, что ты всегда готов к этому. К сожалению, мы иногда сами становимся заложниками собственной репутации.
Мачете удобно лежало в моей руке. Правда, левой, так как правой держать мне было его неудобно. Сразу видно, сделано для людей. Во всех отношениях.
— Всего один вопрос, прежде чем я начну действовать. Вопрос, который избавит вас от мучений, — я внимательно обвёл взглядом четвёрку на коленях. — Кто ещё работал с вами?
Можно было даже не спрашивать, всё равно не ответят. Вначале все почему-то думают, что смогут молчать сколько угодно. А потом реальность обрушивается им на головы, словно кусок льда. Однако и рвать их на части сразу слёту было бы неправильно: я не грёбаный маньяк без тормозов, чтоб так делать. Отморозков пусть и боятся, но тоже не любят. Зато теперь у меня есть полное право продолжить. И, кстати, да, никто не ответил.
В принципе, это лишь развязало мне руки, так как теперь я мог на законных основаниях действовать дальше.
— Ладно, парни, у вас был шанс раскаяться, но вы его упустили, поэтому поступим иначе, — обвёл я рукой нашу команду. — Мы приняли вас, а вы, хуесосы, начали стрелять своим же в спину. Выжгли в буквальном слове трёх парней. Наших парней. Пришли в чужой дом, в наш дом, и решили, что имеете полное право его отнять.
Это было необходимо прояснить, чтоб другие поняли причину моей жестокости.