— Нет места ни вам, ни знаниям вашим среди людей. Уходите от нас. Либо — умрите.
— А как же они? — указал Старший глазами на волка.
— Они твари есть лесные, неразумные и бездушные. Незачем им свет знаний.
— Жесток ты.
— Жесток, но справедлив. Нет твари под небом сиим, человеку равной. Так есть, и так будет. Ответствуй мне, — вновь загремел его голос, — согласен ли ты Обряд Святой пройти? Если согласен, то дай на то свое слово. Ибо знаю я, хоть и блуждаешь ты во тьме заблуждений, но крепко слово твое. Отвечай же!
И в яростных глазах мелькнула… мольба?
— Не могу я их бросить, — тихо сказал Старший. Очень тихо. Но волку в его голосе послышалось далекое ворчанье грома. — Никак не могу.
Доминик, казалось, стал выше.
— Или ты дашь согласие, или не уйдешь отсюда вовсе.
И, к немалому удивлению волка, с ветвей деревьев на землю бесшумно слетело с десяток воинов. Разномастно вооруженные, они выглядели опасно. Отряхивая с плеч листву, поднялось из укрывищ еще полдюжины в волчьих душегреях. Волк удивился. Он не чуял их запаха. Их не было!
На лице Гравольфа мелькнуло недоумение. Но именно мелькнуло. Широкий клинок копья со свистом очертил круг над головой.
— Не стоит оно того. Поверьте, дети!
Жесткие губы Доминика искривила недобрая усмешка.
— Дети? И ты поднимешь оружие на детей? На своих детей?
Окаменелое лицо Старшего сломала усмешка. Горькая, как боль.
— Глупец! Неужели ты не понял? Все вы наши дети! И ты, и они, — добавил он уже тише.
— Лжец, — хлестнул ответ. — А хочешь совет? — И, не дожидаясь: — Уходи. Совсем уходи. Вы не нужны нам. Не нужны! Убирайтесь в свои логова, залезайте в свои норы, прячьтесь в пещеры! Только оставьте нас. Оставьте. Вы не нужны нам! Не нужны!
Истерику прервало тихое:
— А им? — Ладонь Старшего опять упала на загривок волка.
Из Доминика будто выпустили воздух. Он вдруг разом ссутулился. Быстро развернулся на месте. Пошел. На ходу бросил: