Дальше просто ужас. Гордые дворяне искали чудовище прямо на пастбищах и, судя по всему, не утруждали себя маскировкой. Дракон же открыл огонь в прямом смысле с неба, а затем начал наземное избиение. Восемь рыцарей обгорели как головешки, до сих пор не могут ходить, еще двое обратились в бега. Оставшиеся десять обожжены не так сильно, как первые, но получили тяжелые раны и переломы. Чудо, что они оттуда выбрались! Дракон же по-прежнему требует прекрасного принца Ульема и продолжает опустошать поля и загоны для скота. Крестьяне стонут. Господа боятся.
Умеет король Румиэль писать письма…
Терч прижалась сбоку к моей левой ноге, преданно глядя в глаза. «Ха, хозяйка, новая игра, хорошо, хорошо! Сыграй с драконом, я в тебя верю!» Трусь крутилась у правой ноги, терлась то головой, то хвостом: «Мурль, все хорошо, ты только спокойнее, мурль, спокойнее». Рыжжет подошел спереди, поднялся на задние лапы, требовательно опираясь лапкой на мое колено: «Собираемся, мурр-мяу, в дорогу?» Хьорн на подоконнике любовался закатом, и его черный профиль выражал непоколебимое одобрение.
Мой рыжий умник, моя серая хитрюга, моя полосатая радость, мой черный мудрец… Если бы не вы, я бы никогда не нашла в себе силы жить рядом с собственным бессилием и пытаться его преодолеть. В какой раз, наверное, даже не важно.
3
Дороги.
На карте они похожи на веревки — плавные изгибы крученых линий, узлы-перекрестки, кое-где оборванный конец висит истончающейся на глазах нитью. А когда уже идешь такой веревкой-дорогой, запоминается лишь пыль. Где-то под ногами утоптанная земля, где-то — аккуратно уложенный камень, где-то — мелкий щебень, но пылью пахнет везде, если в течение трех дней не было дождя.
Рано утром гонец ускакал обратно в столицу с моим ответом. Улетел и Хьорн — купить мулов и припасы в ближайшем селении. Рыжжет и Трусь занимались чисткой оружия и упаковкой вещей, еды и прочего необходимого для путешествия. Терч изучала карту. Я бездельничала в библиотеке, перелистывая бабушкины мемуары. От рукописи пахло пылью, я немилосердно зевала и жалела, что раньше не догадалась почитать бабулин труд в качестве средства от бессонницы.
— Вот, вот как нам надо двигаться, — воодушевленно взмахивала ушами и тыкала носом в карту Терч. — Река Игрель вытекает из наших гор Соррель намного выше замка. И сразу-сразу поворачивает в сторону Корна.
— Верхнее и среднее течения реки Игрель известны своими порогами и водопадами, так как проходят по самой труднодоступной части Соррельского среднегорья, — процитировала я читанный когда-то давным-давно учебник географии. — Расставшись с горами, река Игрель в нижнем течении является естественной границей Россошата и Корна…
— С верхним и средним течением мы связываться не будем, не будем! — подпрыгивала и хлопала ушами Терч. — Спустимся по тропам и выйдем на дорогу. А к реке, к реке мы приблизимся уже на равнине, вдали от гор. Именно там, там, где жаловались на этого… дракончика.
— Мурль, дракона, — поправила неизвестно зачем появившаяся Трусь. — И мулов надо бы своих иметь. Там Хьорн привел каких-то трех костлявых, мурль, они даже на жаркое не годятся.
— Хищники, — вздохнула я. — Какие свои мулы? Вы же всех сожрете в три дня, и все равно ездить не на чем будет!
Сентябрь — прекрасное время для путешествий по Россошату: солнечно, но жары нет; ночи прохладные, но не настолько, чтобы замерзнуть. Охаянные Трусь мулы оказались довольно выносливыми ушастиками, которых не смущали ни пыль, ни веревки-дороги, ни странные пассажиры. Рыжжет и Трусь в силу небольшого роста и природной лени постоянно восседали на безропотных копытных. Хьорн иногда летел, но по большей части присоединялся к кошкам. Я и Терч предпочитали идти пешком. Пусть утруждать ноги не пристало великому воину, но я нуждаюсь в постоянном поддержании физической формы. А Терч всегда готова прогуляться за компанию.
Область нижнего течения Игрель была мне памятна еще с войны. Холмистая, богатая оврагами местность. Прошло пятнадцать лет, и селения здесь выглядели зажиточными, как будто их никогда не жгли и не топтали чужие и свои армии. Разве что дома в основном новые — в деревнях они и по сто лет стоят, а тут видно, что намного моложе. Справные дома, кое-где с пристройками, не землянки погорельцев. Поля под земледелие здесь куцые в силу неровного рельефа, а вот всякие овцы-козы на буйной местной траве росли и плодились просто на ура. Завидев молочный скот, остроухие вымогатели потребовали натурального молока и ныли до тех пор, пока я не свернула в ближайшую деревушку и не забарабанила в калитку.
— Что вам угодно, молодой человек? — степенно осведомилась солидного вида хозяйка. И ничего смешного: когда я в походной одежде, мужском платке-бандане и волос не видно, меня часто за юношу принимают. Ну, плечи у меня широкие, ноги мускулистые, да. Тем более ей солнце в глаза бьет.
— Она не молодой, мурр-мяу, — сообщил ей Рыжжет, выходя вперед.
— Она не молодая, — встряла еще и Трусь, хитро сощурив глазки. Чего к возрасту прицепились… — Мурль, и вообще женщина.