— Я бы хотел знать об этом с самого начала! — продолжаешь упорствовать ты. — Я же считал его своим соратником… оруженосцем… Я привык к нему! А теперь… за что я должен его убить?
— Хотя бы за то, что он, простолюдин, посмел принести присягу королю вместо тебя, сына графа, — отвечает лорд Лэдон, граф Донгайль, отец.
— Но ведь мы же сами приказали ему сделать это!
— Вот именно. Сами приказали, сами и накажем, — раздраженно откликается он. И, помолчав, добавляет: — А ты думал спасать свою несчастную родину в белых перчатках? Увы, сынок… не получится. Проклятый узурпатор пролил реки крови. Благородной, между прочим, крови. Взошел на трон по грудам трупов. А от тебя всего-то и требуется убить одного-единственного простолюдина. Неужто это такая большая жертва ради всеобщего блага? Ради восстановления поруганной справедливости? Ради мести ненасытному тирану и всему роду его? Не ты, а он будет виновен в смерти этих двенадцати!
Ты молчишь, ты думаешь о том, узнает ли умерший два года назад «ненасытный тиран» об этой мести. Увидит ли ее свершение твой собственный дед, переживший узурпатора всего на полгода? «Кровавая династия должна быть смыта кровью!» — шепчет он тебе из своего посмертия.
И ему совершенно не важно, чья это будет кровь, как она будет пролита и кем.
Ты отворачиваешься от деда и смотришь в глаза отцу. Долго смотришь.
«От мертвого легко отвернуться», — обиженно бурчит дед за твоей спиной, но ты не обращаешь на него внимания. Потом. У мертвых сколько угодно времени, тогда как живые…
— Пойми, мы слишком далеко зашли… — говорит твой отец и первым отводит глаза.
Он отвел взгляд, признал себя неправым, но что с того? Лучше бы он был уверен в своей правоте и продолжал смотреть. Потому что… если бы он не отводил взгляда… кто знает, быть может, что-нибудь изменилось бы… а так… а так все остается по-прежнему.
Он признает свою неправоту, но продолжает настаивать на выполнении приказа. По праву старшего, отца, графа, наконец…
— Так почему мне не сказали об этом раньше? — спрашиваешь ты. Ты уже понял, что ничего не изменить, но… глупая детская привычка спорить с неизбежным…
— Никому из вас не сказали, — глухо откликается твой отец. — Никому, понимаешь? Слишком все серьезно, чтоб доверить такое мальчишкам. Даже наложив на них заклятие молчания.
— Но заговор вы нам доверили, — безжалостно бросаешь ты. — Доверили мальчишкам…
— Заговор — дело благородное, а это… необходимая мерзость, — выдавливает из себя лорд Лэдон. — Поверь, если бы я мог… я бы все сделал сам!
Он отворачивается. Тебе больно видеть его сгорбленную спину. Где-то в глубине души ты все еще видишь его самым сильным, самым смелым и самым благородным. Ведь именно так мальчишки видят своих отцов. Ты предпочел бы взять все свои слова обратно и зарезать кого угодно, чтобы никогда этого не видеть, но… ты просто не можешь остановиться.
«Я бы все сделал сам?»
— Тем не менее честь зарезать тех, кого мы считали своими друзьями, выпала именно нам, — говоришь ты.
Отец горбится еще сильнее. Тебе вдруг кажется, что он стал меньше ростом. Это почти пугает, но… этот согбенный старик упрямо стоит на своем.
— Да. Это честь выпала именно вам, Уллайн. Так уж вышло. Любой, кому пришлось бы совершить такое, был бы несчастен. Но кто-то же должен это сделать. Это. И все остальное.