Феномен

— За нами пойдете, пристрелю, — Максимов забрал пистолет у Матлакова. Вместе они направились в парк.

Громила показал средний палец. Альбинос кому-то звонил.

* * *

Максимов то и дело утопал в грязи, приправленной опавшей листвой. Матлаков останавливался, чтобы отдохнуть, упирался руками в колени и долго кашлял. Выбившись из сил, старик все же не сдавался и продолжал передвигать алюминиевые ноги.

Они пересекли парк по не освещенным местам и вышли на Охотничью улицу, поймали попутку. Остановился дедуля на старенькой шестерке голубого цвета.

— Ребят, вы, что на ночь глядя по грибы ходили?

Максимов наставил пистолет на него.

— Не надо. Вы что, — Матлаков схватил его за руку.

Водитель сглотнул слюну краноподобным кадыком и незаметно выжал сцепление. Максимов навалился в открытое окно и выдернул ключ из зажигания. Двигатель-ветеран заглох.

— Нету денег мужики.

Максимов открыл дверь и вытянул старика наружу.

— Слушай сюда, отец. Я тебе новую куплю, прямо с конвейера. Чекисты мы, государственных преступников преследуем. Нужна твоя гражданская помощь.

— Не чекисты вы никакие, — дед выправил коричневый пиджак и встал смирно. — Пистолет то не нашенский. Я сам в органах работал. Был бы помоложе, положил бы вас тут и не моргнул, уроды.

Максимов не нашел, что ответить.

По молодости Максимов много повидал советского раритета, но этот будто вчера сошел с чугунного конвейера. В салоне, казалось, еще витало дыхание молодых советских сборщиков, затягивающих болты отвертками с потертыми деревянными ручками. Руль плетенный вручную, панель аккуратно подклеена в местах трещин и сколов, натёрта до заводского блеска. Двигатель не ревел, тянул, как заправская лошадь.

Матлаков стал вести себя странно. Он поджал скрюченные ладони к груди и пристально осматривал машину, заглядывал под сидение и в бардачок.

— Ты в порядке? Болит что?

Матлаков поскуливал, как собачка, желающая в туалет. Он крепко сжимал челюсти и громко дышал носом. Размера узких пазух не хватало, чтобы насытить легкие.

На заднем сидении лежал пакет с одеждой. Матлаков достал оттуда белую рубашку, чистую и выглаженную. Запустив руки в ткань, он обтер кожу ладоней, рук, лица — все отрытые части тела.

Закончив, он растёкся по сидению и задышал размеренней.

— Мое проклятие, — он осмотрел окрестности. — Куда мы едем?