– Крымов, хватит возмущаться… Ты мне лучше скажи, что ты от меня скрываешь. Почему приостановили операцию? И куда мы, по твоим словам, вляпались по самые уши?
– Игорек, ты что, не знаешь, что за мельницей, там, где поля «отдыхают» уже лет десять-пятнадцать, находится ракетная точка? Разве ты не видел отдушины, когда проезжал мимо дома своего дружка Ерохина? Хотелось бы мне посмотреть в глаза тому кретину, по приказу которого ее разместили почти в черте города, да к тому же еще так близко к подземелью, в котором может случайно очутиться любой мальчишка… А ведь там стреляют без предупреждения. Приблизишься к секретному объекту на недозволенное расстояние – и все, тебе крышка. Мы вот с тобой сейчас идем, шумим и не знаем, в какой части подземелья находимся и как далеко от ракетной точки.
Такие дела. Знаешь, Шубин, я вот разговариваю с тобой об этом, а ведь мысли у меня только о наших девчонках.
Я чувствую себя последним мерзавцем, вспоминая, как часто я рисковал Юлькой, посылая ее в самое пекло… Ты помнишь Ломова? Он ведь мог прирезать ее. А эти женские бои? Хотя она тоже хороша – чего ей не сиделось дома? Ты думаешь, я не предлагал ей выйти за меня замуж? Да сто раз!..
– Крымов, прекрати…
– А чего «прекрати»? Вы же все меня скотиной считаете, циником и все такое прочее… Ну есть во мне это, куда деть? Но к Земцовой я всегда относился с нежностью, как к ребенку. Не будь она такой упрямой, давно бы сама родила ребенка, сидела бы дома и стирала пеленки.
Но у нее, видите ли, проблемы с самолюбием, ей нужно самореализовываться… Господи, слово-то какое дурацкое. Как, впрочем, и все вокруг…
– А Надя?
– Надя? – Крымов произнес это имя фальцетом, высоко и как-то даже жалобно, всхлипнув, словно его задели за живое. – Надя? Да я вообще не знаю, что я здесь делаю, когда я должен сейчас находиться там, возле нее…
Но, с другой стороны, ведь все, что мы сейчас с тобой делаем, я делаю ради нее… Жалко, что следов не разобрать.
Холодно-то как, а, Шубин?! Ты не молчи, говори что-нибудь, думаешь, я не понимаю, что ты за каждым поворотом вздрагиваешь – боишься, что наткнешься еще на одно тело?
Шубин промолчал. Да и что было говорить, когда нервы были на пределе, когда у него выстудилось не только тело, но и душа, а сердце превратилось в осколок льда. Был ли он готов увидеть в этой бесконечной и запутанной могиле труп Юли? Да, готов. И не готов одновременно.
– Смотри, Игорек, жизнь продолжается, – Крымов осветил лампой гнездо с маленькими крысятами. – Ну и гадость! Эти твари такие выносливые, им все нипочем: ни холод, ни отрава… Плодятся себе спокойно. А как пищат противно! Тьфу! Ты не помнишь, сколько раз мы свернули и куда?
– Ты что, издеваешься? Мы же идем как бог на душу положит… Я только одного не могу понять, кто прорыл этот подземный ход и какую при этом преследовал цель?
– Думаю, что мы этого никогда не узнаем. Стоп… – Крымов поднял лампу и посветил на преградившую путь серую бетонную стену:
– Вот это да! Гляди-ка, ход-то замурован!
…Исходив несколько километров и потеряв счет времени и обрывок последней нити, они уже в третий раз пришли к бетонному ограждению. И все стены были разными, отличаясь друг от друга какими-то на первый взгляд незначительными приметами.
– Пошли дальше, я думаю, что таким вот образом были замурованы лишь те входы и выходы подземелья, которые были известны. Но ты же сам видел, насколько бессистемно прорыт ход, очевидно, Надю бросили сюда с малоизвестного входа… Шубин, ты ничего не чувствуешь?
– Кроме голода, холода и ощущения бесполезности нашей подземной прогулки – ничего, а что?
– А то, что грибами пахнет. Или плесенью, не пойму я что-то…
ebooksa