Мне давно хотелось убить

22
18
20
22
24
26
28
30

– Спасибо вам, Игорь. Вы уж простите меня… И ты, Боря, прости нас, мы совсем потеряли голову от страха. – Жанна, оказавшись в объятиях Бориса, прижалась к нему и заплакала.

– Все будет хорошо, – уверил Шубина Борис, пытаясь взглядом показать ему, насколько несерьезно он сам относится к страхам подруги. – Думаю, что через пару дней Жанночка обо всем этом забудет… Ну, не плачь…

Ты же взрослая девочка.

Юля, стараясь не выдать своего волнения, связанного с приходом Бориса – ей все больше и больше нравился этот русый бородач с благородным лицом, – засуетилась в поисках своей шапки и сумки.

– Жанна, позвони мне в агентство завтра утром, хорошо? Ну, все, Игорек, поехали… Счастливо всем оставаться. Спокойной ночи…

– Спокойной ночи, – хором ответили Жанна с Борисом.

На улице Шубин заметил:

– Скажи, Земцова, а ведь тебе понравился этот Борис? Я заметил, как ты на него смотрела…

– Игорь, успокойся. Мужчины меня вообще не интересуют. Я куда больше озабочена тем, что поддалась влиянию Жанны и весь вечер продрожала рядом с ней… Не знаю, что со мной творится. Думала, что после ужина с Крымовым лягу спать и хорошенько высплюсь…

– Как ты сказала: «С Крымовым лягу спать и хорошенько вые…»

– Прекрати! Запятую в моей фразе надо было поставить после слова «Крымовым», понятно?

– Да уж куда понятнее… – Он вдруг остановился в нескольких шагах от машины и схватил ее за руку. Он знал, что сейчас расскажет ей о том, что видел в окне крымовской квартиры Щукину, но вот с чего начать, не имел понятия. Да и как ей сообщить это, когда речь идет о предательстве, причем ДВОЙНОМ ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ?! И какой смысл это делать сейчас, поздно ночью, когда она мечтает лишь об одном – как бы поскорее добраться до постели? Стоит ли ее, уставшую и издерганную этой неврастеничкой Жанной, обрекать тем самым на бессонную ночь?

– Поехали ко мне? – предложил он, приближая к ней свое лицо и нежно целуя ее в щеку. – Поужинаем или просто попьем чайку. Поверь, единственное, о чем я мечтал, когда летел сюда по обледенелой трассе, была наша встреча…

Он говорил с жаром, быстро произнося слова. Он боялся и ее реакции на эти слова, и своего чувства, которое прорвалось и теперь, захлестнув, делало его неуправляемым. Единственное, чего он не мог себе позволить, это крепко сжать ее в объятиях.

– Игорь, прошу тебя, не надо… – прошептала она, чувствуя, как и ей передается его волнение; она отлично понимала, что, несмотря ни на какие провокации с его стороны, ей ни в коем случае нельзя соглашаться поехать сейчас к нему, чтобы не давать повода для каких-либо дальнейших его действий. Ей вполне хватало сложностей с Крымовым, который своим поведением вот уже три года бросал ее то в жар, то в холод. Несомненно, Шубин куда более надежен и умен, чем Крымов, но разве могла она позволить себе любить его, зная, что он на протяжении этих последних лет являлся свидетелем ее романа с другим?! С этим невыносимым Крымовым?! Да если она и решится когда-нибудь на любовь к другому мужчине, это будет человек НЕ ИХ КРУГА и, возможно, даже НЕ ИХ ГОРОДА. Ведь все, ну абсолютно все, кто хоть мало-мальски был связан с правоохранительными органами, ФСБ и городской администрацией, были в курсе их отношений с Крымовым. О Земцовой, может, никто и не знал бы, если бы не Крымов, о котором вздыхали все женщины города. И вот в такого человека ее угораздило влюбиться! Поскольку то неосознанное чувство, которое она испытывала к нему, иначе и объяснить невозможно.

Быть может, еще и потому не могла она себе позволить влюбиться в куда более достойного Шубина, что ей было стыдно своего поведения, которое она постоянно волей-неволей демонстрировала перед ним, не в силах сдержать свои эмоции, направленные на Крымова. Да, ей было стыдно слабости, которую она питала к – чего уж там! – бабнику! И самое неприглядное в этой истории, что она постоянно оправдывала свою связь с Крымовым тем, что, не встречайся она с ним каждый день на работе, ей было бы куда проще забыть о нем. И не вспоминать никогда. Но ведь это же был самообман чистой воды, и она знала, что Шубин это отлично понимает.

Однако в ответ на слова Шубина (а ведь он только что прошептал ей на ухо, что любит ее, – это было неслыханно, если учитывать его робость и сдержанность, не позволявшую ему сказать ей об этом раньше!) ее природное чувство благодарности выразилось неожиданно для нее самой в нежнейшем поцелуе. И Игорь взволнованно и трепетно ответил на него, порабощая ее, уставшую от неопределенности своих чувств и мыслей и лишенную в этот поздний час способности к сопротивлению этому настойчивому желанию обладать ею. Он так сильно и дерзко прижал ее к себе, что вырвавшийся из его горла звук, напоминающий рычание, даже испугал ее…

– Поехали, – он почти силой усадил ее в машину.

– Поехали, – прошептала она, испытывая странное чувство страха, любопытства и возбуждения одновременно и отдаваясь движению машины, рвущейся вперед, навстречу ночи.

Он увозил ее к себе, молчаливую и покорную, понимая, что, быть может, завтра утром она оттолкнет его, бросив ему в лицо оскорбительные слова о том, что он воспользовался ее состоянием, тем, что она ночью была слишком утомлена и взволнованна, чтобы полностью отдавать себе отчет в своих действиях. Но все же, несмотря ни на что, он вез ее сейчас к себе и молил бога только об одном – чтобы она пребывала в этом своем безвольно-сомнамбулическом состоянии до того мгновения, когда он овладеет ею. Он, никогда прежде не позволявший разжигать в себе такую страсть к женщине, просто потерял рассудок, чувствуя, что та, о которой он мечтал так долго, теперь сидит рядом с ним в машине не просто как Юля Земцова – ТА Юля Земцова, которую он знал раньше лишь как своего друга и талантливого сыщика, для которого провести ночь на соломенном тюфяке на какой-нибудь даче, в засаде, прижавшись к своему напарнику всем телом и согреваясь его теплом, все равно что вместе поужинать или поговорить по телефону, – а как женщина, давшая молчаливое согласие на близость. Именно на близость, потому что о любви с ее стороны не могло быть и речи.