– Но ведь мы можем сделать по-другому! Ты поедешь к Холодковой домой, а меня отвезешь в агентство, где я буду дожидаться звонка твоего Брича.
– Ты предлагаешь оставить тебя в пустом агентстве ночью? А ты не испугаешься?
– Да ты что! Мне, наоборот, будет приятно тебе помочь. Тем более что мне совсем не хочется спать.
В это время машина притормозила возле тумбы, ярко освещенной уличным фонарем. Казалось, афиша, призывающая посетить ледовое шоу и представляющая собой почти пустой белый лист лощеной бумаги, была создана для того, чтобы на ней ярко-красным маркером было нарисовано сердце, пронзенное стрелой.
Юля обошла круглую тумбу со всех сторон и заметила еще несколько знаков («венерино зеркальце», шестиконечная звезда, цветок, рыбка и тому подобные), по большей части зачеркнутых, что могло означать уже состоявшиеся встречи Брича или кого-то другого, обитавшего в той же вселенной, что и он, являющейся, по сути, дном общества.
Абрамовская улица казалась вымершей. Даже фонари на ней были разбиты. Особняк, в котором размещалось агентство, смотрелся необитаемым. «Во времена Крымова все выглядело по-другому…»
Юля вышла из машины, поднялась на крыльцо, открыла двери и принялась везде включать свет.
– Тебе повезло, здесь тепло, – сказала она Наташе, чуть ли не на цыпочках двигающейся следом за ней. – Расслабься, ничего не бойся. Запрешься хорошенько и будешь в полной безопасности. В холодильнике есть консервы и даже бисквиты в герметической упаковке. На полке в приемной ты можешь найти кофе, чай и сахар. Чувствуй себя, как дома, но постарайся все же находиться поближе к телефону. Можешь включить телевизор и даже подремать. Но не проспи звонок…
– Ты поезжай и за меня не беспокойся. Что я должна буду сказать Бричу? И как я узнаю, что это он?
– Он сам назовется. Если спросит про Крымова, сделай вид, что не расслышала. Скажешь, что Земцова просила перезвонить ей на сотовый. Мой номер ты знаешь. Вот и все. Ну что, подружка, пожелай мне удачи…
Наташа в порыве благодарности за оказанное ей доверие бросилась Юле на шею и поцеловала ее.
«Странно, чувство страха, похоже, совсем покинуло ее», – подумала Юля уже в машине, на огромной скорости летя по ночному городу и испытывая тоже какое-то странное возбуждение.
«Итак, – рассуждала она, глядя на дрожащие на ветровом стекле или разбивающиеся о него капли и чувствуя себя защищенной в этой большой и теплой машине, уносящей ее в неизвестность, – что мы имеем на этот час? Три подруги. Одна – деловая женщина, почти гермафродит, страшная и похожая на подростка. Завистливая и злая. Змея. Авантюристка, судя по всему, любящая надевать на себя маску благотворительности. Другая – любящая жизнь женщина, художница, занимающаяся неизвестным бизнесом, доходы от которого позволяют ей чувствовать себя свободной и независимой даже от мужчины, с которым встречается. А ведь Бобрищев – тоже не бедный. И, наконец, тихая алкоголичка. Бобрищев ездит к ней, чтобы расслабиться.
Что странного в поведении подруг? Зоя устраивается в „Эдельвейс“, где варит обеды. Это абсурд. Ира пропивает все деньги, которые ей дают Холодкова и Бобрищев. Холодкова люто ненавидит Бобрищева и мечтает увидеть его за решеткой. Двух из трех подруг убили. Остригли. На одной был парик, а на другой – нет…»
Она резко затормозила, развернула машину и помчалась в другую сторону.
Понимая, что задуманное ею – сплошной риск, она все же вернулась в дом, где жила Ирина Званцева, и позвонила соседям.
Ее шаги на лестнице, звонок резко выделялись на фоне погруженного в тишину подъезда. Но вероятность быть непонятой в столь поздний час разбуженными людьми, да еще какой-то смутный страх, от которого в животе образовался словно кусок льда, все равно стоили того, что она хотела узнать.
Ей долго не открывали. Затем послышались шаркающие, медленные шаги. Дверь явно была одна, а не две, как это стало принятым в последние годы у всех россиян, поскольку слышимость была отличная. Отсутствие второй двери означало низкий материальный уровень проживающих в этой квартире людей. А с таким контингентом общаться, пусть даже и ночью, проще. Достаточно напустить на себя важный вид или просто заплатить. Откупиться за беспокойство.
– Кто там? – послышался хрипловатый женский голос.
– Извините, это из милиции. Откройте, пожалуйста. Взгляните в «глазок», это мое удостоверение… – Она чуть ли не припечатала фальшивое удостоверение к «глазку», и на свое счастье услышала, как задвигались замки, зазвенели ключи.
ebooksa