Парик для дамы пик

22
18
20
22
24
26
28
30

– Изредка, я полагаю, да. Но она и не скрывала своей нелюбви от него. Коля это знал и страдал. Больше того, я думаю, именно это и притягивало его к ней… Знаете, как иногда бывает: чем хуже женщина относится к мужчине, тем больше он ее любит. Это закон, который я не в силах понять.

– Вы должны были ненавидеть вашу разлучницу…

– О нет, что вы! Тогда бы мне пришлось ненавидеть десятки женщин, с которыми встречался мой бывший муж. Нет, вы ошибаетесь, я не могла ее ненавидеть. Я любила ее. Вы снова смотрите на меня с недоверием… Но я, правда, любила ее. Я любила ее, как вещь, которую носит любимый мужчина. И пусть это воспринимается как цинизм, это правда. Когда Коля от меня ушел, я иногда, расчувствовавшись и окунаясь с головой в воспоминания, целовала чашку, из которой он пил чай… Это фетишизм… Но когда я видела Зою, ничего не подозревающую Зою, которую время от времени держал в своих руках Бобрищев, как вещь, за которую он платил и которой мог воспользоваться в любое время дня и ночи…

Юля слушала ее и не верила своим ушам. Никогда еще ей не приходилось выслушивать такие откровенные признания женщины-мазохистки, получавшей наслаждение от дружбы с соперницей, которая увела у нее мужа. Говоря о Пресецкой и своем Коле, Холодкова с плавной, даже несколько заторможенной речи перешла на почти истерический крик, быстро проговаривая слова, а иногда даже глотая их.

– Вам хотелось стать похожей на Зою?

– Да, конечно. Я же рассказывала вам…

И Юля вспомнила их первую встречу, когда они говорили о Зое.

«Меня-то сжигало любопытство, желание узнать, как живут такие женщины, как Зоя, чем они привлекают мужчин. Я даже стала покупать такие же духи, как у нее, ходила в те же парикмахерские и старалась быть хотя бы немного похожей внешне на нее. Но вот что давало ей мое присутствие, я долго не могла понять. А когда поняла, было уже поздно…»

Сегодня ее признания воспринимались совершенно по-другому. Тогда Женя пыталась внушить, что они с Зоей были нужны друг другу совершенно по другим причинам. Мол, Жене от нее нужен был образ для подражания, некий эталон женственности, который хотелось примерить на себя, а Зое от Жени нужны были только деньги! Теперь же каждое слово несло новый смысл.

«Деньги?» – «Безусловно. Она всегда могла взять у меня в долг. А это не так уж и мало».

– Вы любили ее? – Да, мне нравилось бывать у нее, видеть ее.

– Но если вы так любили ее, – подал голос Шубин, – то как же могли продавать в Москве ее картины, выдавая за свои? Ведь первые работы были выставлены в «Галерее АРТ» как принадлежащие кисти Евгении Бобрищевой… Зачем вам это было нужно? Неужели вы не понимали, что рано или поздно вам придется отвечать за свои поступки? Вы не боялись этого? Или для того и убили Зою, чтобы обман не раскрылся?

Холодкова снова потянулась за сигаретой. Но, не раскурив ее, вдруг захохотала. Истерично, дико и громко.

– Послушайте, – заговорила она, содрогаясь всем телом, – зачем вам это надо? Вы же прекрасно знаете, что произошло потом…

– Нам интересно знать, с чего вообще все началось? Как вам пришло в голову поехать в Москву, именно в галерею Майера? Кто подсказал вам эту мысль? Откуда ветер дует?

– Майер – директор «Галереи АРТ», – пояснил Шубин, поворачиваясь к Наташе, для которой это имя прозвучало впервые. – Немец, толковый человек, он мне рассказывал о своих первых впечатлениях от картин Зои… Он был просто потрясен…

– Так как вы, Женя, угадали, что Зоины работы нужно показывать именно в этой галерее и именно Майеру? Вы были знакомы с ним раньше? Кто вас познакомил? Бобрищев?

– Он здесь вообще ни при чем! Нет… Я прочитала о его галерее в одной московской газете случайно, я действовала наобум…

– И что же было в этой газете?

– Да обычная рекламная статья, написанная очень хорошим языком. Это сам Майер писал о своей галерее, о том, насколько повысился в мире интерес к молодым российским художникам… Он приводил примеры, имена, рассказывал о перспективах, выставках… Я взяла подаренный мне Зоей натюрморт, тот самый, который понравился в свое время одному местному художнику, и повезла в Москву. С оказией, я ехала туда по своим делам… Майера тогда не было, я показала работу его помощнику, он сказал, что Майер в Дюссельдорфе, что вернется не раньше следующей недели. И я, недолго думая, оставила работу этому помощнику вместе с запиской, в которой был номер моего домашнего телефона здесь, в С.