— Так у него и спрашивайте, коли он эту сумку видел.
— Его, то есть ее, уже арестовала и допросила полиция.
— Вот видите…
Я перебила его:
— Но эта свидетельница взяла и спрятала только пять тысяч, а в сумке оставалось еще тысяч двести сорок.
— Если Вы намекаете на то, что, как говорят, у меня трудные времена, и я прикарманил эти деньги, то Вы ошибаетесь. Я их не брал, я про них не знал и даже не догадывался. Не тратьте время попусту.
— Вы были в курсе, что Ваш брат занимался делами Креченской?
Он снова покачал головой:
— Нет, мы не делим клиентов и делимся информацией о них.
— А не припомните, где Вы были в позапрошлый четверг с трех до пяти? — решилась спросить я.
Он снова улыбнулся, сказал, что, вообще-то такие вопросы обычно являются прерогативой полиции, но он ничего не имеет против того, чтобы ответить. И добавил:
— Я точно не помню, но почти уверен, что был в здесь. У меня слишком много работы, чтобы колесить по городу и убивать клиентов брата, — он усмехнулся. — Впрочем, спросите у Джереми. Он знает мое расписание лучше, чем я. Какие еще у Вас вопросы?
Я, конечно, хотела его спросить о том, почему он продал дом, насколько он нуждался в деньгах и так далее, но, разумеется, не спросила. Вместо этого, я поблагодарила его за встречу и время, которое он мне уделил, похвалила кофе и направилась к выходу. Жиль не пошел меня провожать, а только пожелал удачи в расследовании и крикнул Джереми, чтобы тот познакомил меня с расписанием интересующего меня четверга. Джереми покопался в пухлом ежедневнике.
— Вы знаете, в тот день у нас не планировалось никаких важных встреч, — выдал он, наконец.
— И что это значит? — спросила я.
— Ну, значит, мы были здесь, в офисе, с девяти до пяти, — пояснил Джереми.
— Без перерыва на обед? — поинтересовалась я.
— Почему же? — он забавно вытаращил глаза. — Обычно Жиль обедает где-нибудь в городе.
— А Вы?
— А я езжу домой, — буркнул он.