Знамение. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Ослепленный все еще ярким солнцем, которое, утопая в оранжевом зареве, закатывалось за крайнюю границу темнеющего моря, я встал на ноги и вытянулся во весь рост, прижавшись спиной к закрывшимся за мной ставням на дверях магазина.

Впервые за очень долгое время я оказался при свете дня снаружи. Там, где было слишком светло, а периметр моего окружения не был очерчен границами стен и потолков. И будто хронического агорафоб, я ощутил накативший на меня приступ неконтролируемой паники. Перед открытым пространством. Перед порывами ветра, ласкающими мои разгоряченные щеки. Задуманный план немедленно показался мне провальным. И единственное, чего я пожелал, это как можно быстрее забраться обратно в темную, душную, но безопасную нору, из которой я только что вылез.

Закрыв глаза и сделав несколько глубоких циклов дыханий, я немного успокоился.

– Спокойно. Спокойно. Дыши ровно. Ты сможешь. Сможешь…, ‑ шептал я под нос, будто мантру, настраивая себя на нужный лад.

Окончательно свыкнувшись с новой обстановкой и смотревшись по сторонам, я убедился, что опасаться было нечего.

Если бы не запустение и не звенящая тишина, то округа выглядела обыденно, словно ничего особенного не произошло. Пешеходный променад, окаймленный клумбами, был чист и убран, кроме разве что нескольких вездесущих пластиковых пакетов, загнанных ветром под скамейки. Обернувшись вверх, на возвышающуюся над головой двенадцатиэтажную махину жилого дома, ощетинившуюся прыщщиками кондиционеров и дисками спутниковых тарелок, я также не заметил ничего подозрительного. Однако присмотревшись получше, я все же заметил, что вдали, у дальнего от меня края дома, на сетчатом козырьке, обрамляющем здание, виднелось большое темное пятно. И по прежнему опыту я знал, то то темное пятно скорее всего было телом человека, сброшенного или выбросившегося с одной из расположенных выше квартир. На этом все. Никаких более видимых признаков случившейся катастрофы мне видно не было.

Однако стоило мне позволить себе слегка расслабиться, так будто по заказу, чтобы удержать мою бдительность наготове, со стороны соседнего справа жилого массива, до меня донесся приглушенный расстоянием шум упавшего и разбившегося предмета. А сразу после – отрывистый скрипящий всхлип, заставивший застыть кровь в моих венах, пригнуться в коленях и сильнее вжаться спиной к ставням, чтобы казаться более незаметным, чем я был на самом деле. Скрип же резко прервался, еще несколько секунд затихая призрачным эхом, отражающимся между высокими башнями жилых домов.

Прождав некоторое время, прислушиваясь к тишине, сжимая побелевшей в костяшках пальцев рукой ружье, и убедившись, что округа затихла, я решился двинуться дальше. Мелкими перебежками фронтового разведчика, в два захода, прячась за клумбами и скамейками, я пересек пешеходный променад и добрался до второстепенной дороги, которая, как я и ожидал, была плотно заставлена припаркованными автомобилями.

Широкое городское шоссе, уходящее на север, в сторону центра города, туда, где за десять километров на нас находился пресловутый яхт‑клуб, было абсолютно пустым. И только вдалеке, на большом перекрестке с другой городской дорогой, я заметил несколько оставленных прямо посреди развилки автомобилей, видимо столкнувшихся друг с другом, и так и брошенных водителями не месте аварии.

Пригнувшись к земле и спрятавшись за массивным корпусом черного внедорожника, я обернулся назад, имея возможность оглядеть фасад жилого дома с достаточного расстояния. И с горечью отметил, что последствия катастрофы оказались намного серьезнее, чем мне ранее показалось. Множество стекол на балконах были разбиты. Занавески на окнах сорваны с петель. А с одной из лоджий вниз свисала самодельная веревка, скрученная из белых простыней. Она болталась на ветру, цепляясь узлами за декоративные элементы фасада, напоминая мне о несчастной соседке и ее детях, которым я столь неудачно пытался помочь выжить.

Однако самым шокирующим обнаружением был открытый балкон на одном из верхних этажей. Там виднелось, кажется, мужское тело, которое безвольно висело, подвешенное веревкой за шею, будто глупая и безвольная тряпичная кукла. Тело висело лицом ко мне. И даже с большого расстояния мне казалось, что я могу разглядеть выпученные в муках удушья глаза, и багровый опухший язык, высунувшийся из искаженного гримасой смерти рта.

Передернувшись от отвращения, я решил не медлить, и как можно быстрее пройтись по ряду припаркованных машин, чтобы завершить намеченную миссию…

Чайка

Пассажирская и водительская двери черного внедорожника, за которым я прятался, были закрыты, а стекла тонированы до черноты, не позволяющими мне рассмотреть хоть что‑либо в салоне автомобиля.

Следующим в очереди стоял серебристый седан со приспущенным колесом. Также закрытый на все замки дверей. Такая же история случилась и с тремя соседними автомобилями: темно‑синим паркетником последней модели, потрепанной Ладой с покривившимся на бок бампером и трещиной на лобовом стекле, и белой японской легковушкой с огромным логотипом местной компании по заказу такси на корпусе.

С каждой проверенным автомобилем, пробираясь на полусогнутых ногах от одной к другой, я все отчетливее и громче слышал в ушах слова супруги, которая утверждала, что моя затея бессмысленна, что я не смогу найти ни одну открытую машину, а тем более с оставленными в салоне ключами.

Закусив от досады губу, я все же решил не сдаваться и пройтись по ряду припаркованных автомобилей еще дальше, понимая, что опасно отдаляюсь от нашего убежища. И если случится неприятность, то мои шансы успешно добежать до магазина с каждым пройденным метром неумолимо сокращаются.

Я обернулся назад, взглянув на видневшуюся сквозь колышущиеся ветки деревьев вывеску магазина, ставшую за последнии дни столь родной. На группу изогнутых пальм на фоне размытых очертаний. Только теперь я внезапно осознал, что рисунок символизировал не тропический остров, а оазис посреди пустыни, безопасное прибежище посреди опасной стихии. Ведь магазина так и назывался – «Оазис». И причудливый символизм его названия, учитывая обстоятельства в которых мы находились, заставил меня горько ухмыльнуться.

– Кем бы ты ни был…, ‑ приподняв лицо к темнеющему глубокой синевой небу, отрывисто дыша, прошептал я, обращаясь к высшим силам, – я оценил твою иронию… Очень смешно…

И будто в ответ, в прозрачной дали, в стороне синеющего сверкающим сапфиром моря, я заметил крупную белую птицу. Наверное – чайку. Она летела с высоты вниз, сложив крылья, похожая на сверхзвуковой истребитель, заходящий на посадку. И через считанные секунды пропала, скрывшись за башней соседнего здания, напоследок громко и пронзительно крикнув. И крик ее был словно последний вскрик девушки‑самоубийцы, бросающеся навстречу смерти со скалы в обрыв.