Бубасов несколько мгновений удивленно смотрел на Жаворонкову, потом рассмеялся:
— Ты действительно, Элеонора, прелесть! Я восхищен! Рад за отца, что он воспитал такую…
Но тут улыбка сбежала с его лица, оно сделалось злым и суровым. Решительно ударив рукой по столу, сказал:
— В опыте моем ты со временем убедишься!
— Не спорю. Возможно, так и случится.
— Труден был путь к тебе, Элеонора. Мы все эти годы искали тебя. Та женщина, которая поджидала тебя в Москве, тоже искала. У нее были твои фотографии. Почему ты не пришла к ней в одно из назначенных чисел?
— Я сразу заболела и полгода лежала в детской больнице, — ответила Жаворонкова и спросила: — А почему она позже не могла побывать на Казанском вокзале? Я в марте и апреле сорок пятого года приходила туда, разыскивала ее, но напрасно…
— Было бы странно через полгода, — проговорил Бубасов. — Теперь ее нет в живых. Откровенно говоря, я похоронил тебя, не верил в то, что ты можешь быть жива. Но все же искал. Искал в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе, Хабаровске и других городах. Но что я мог сделать, слабо представляя себе черты тринадцатилетней девочки? Искал только по фамилии. Отец не разрешал даже брать сюда твою фотографию. Ты не догадываешься, как набрели на твой след?
— Понятия не имею, — пожала плечами Жаворонкова.
Бубасов закурил папиросу и тихо спросил:
— Помнишь Иштвана Барло? Бывал у отца…
Жаворонкова отрицательно качнула головой.
— Столько всяких приходило… В то время я была глупышкой.
— Не напрашивайся на комплимент, Элеонора! Не только один отец приходил в восторг от твоей феноменальной памяти.
— Не представляю никакого Барло, — упорно настаивала Жаворонкова.
— Вспомнишь, — спокойно сказал Бубасов. — Иштван Барло, венгр. Впрочем, венгром он стал по необходимости. Родился он русским. Такой высокий, с жабьей улыбкой, с короткими руками… Он происходит из очень, по нашим понятиям, приличной семьи…
Жаворонкова мотнула головой. Помолчав, Бубасов продолжал:
— Одно время он служил в армии Хорти. В сорок девятом его упрятали за решетку. Он не совсем аккуратно помогал американским друзьям. Через три года амнистировали. Снова попался, потом бежал из Венгрии. В Будапеште у него живет жена, связь с ней он поддерживает через туристов. Барло в совершенстве знает русский язык. Он был в Москве на последнем фестивале студентов. Там тебя и увидел. Несколько раз сфотографировал. Не составило для него большого труда и выяснить кое-что касающееся тебя. Но дать знать отцу о тебе из Москвы он не имел возможности. Неужели ты его не заметила?
— Я сказала: никакого Барло не помню, а на фестивале все друг друга фотографировали!
— Скажи, Элеонора, по совести, — прищурившись, спросил Бубасов, — ты на это московское скопище сумасшедших и психопатов поехала ради того, чтобы увидеть кого-нибудь из наших?
ebooksa