— В мире сейчас все перепуталось, стало непонятным. Кроме окружавшей меня среды, я много лет ничего не знала. Вашего влияния на меня не было… Как только могла, противилась, стараясь помнить ваши наказы…
«Она права, — подумал Бубасов. — Одна столько лет среди коммунистов…»
— Я позже отвечу, Элеонора, на твои вопросы.
— Я надеюсь, — серьезно сказала она. — Впрочем, может быть, и не обязательно мне знать лишнее.
Бубасов взял Жаворонкову за руку и проговорил:
— То, что тебе обязательно надо знать, ты узнаешь. Признаюсь: мне нравится, что наша встреча происходит без сентиментов. Сама история, Элеонора, обязывает нас быть исключительно деловыми людьми!
— Я с вами согласна.
— Твое мнение о Барло?
Жаворонкова улыбнулась, отняла свою руку и ответила:
— Успел объясниться в любви. Он в претензии: почему я его не узнала в Москве и даже будто убежала от него!
— Ты действительно его не узнала тогда?
— Абсолютно! — уверенно ответила Жаворонкова. — Только когда мне Георгий рассказал, я смутно припомнила, что действительно какой-то длинный мужчина прицеливался в меня фотокамерой, но там напропалую все фотографировались, так что я этому не придала ни малейшего значения!
— А что он тебе говорил, пока вез сюда?
— Глупость! Будто он полюбил меня, когда я была ребенком!
— Ты не придавай серьезного значения его словам, но и не очень серди его. Барло злопамятен. Будь благосклонна к нему, но и осторожна.
— Постараюсь, отец!
— Прекрасная мысль! — после недолгого молчания воскликнул Бубасов. — Его стремление, к тебе мы используем как повод для отправки Барло туда…
— Куда?
— В СССР.
Беспокойство друзей