Подруга удивленно подняла бровь:
— И что собираешься делать?
— Ничего. Отвечать не буду и общаться не собираюсь.
— Почему?
— Безразлично.
На лице собеседницы застыл немой вопрос. Анна вздохнула:
— Мне все равно, что он хочет сказать и что он понял. Полное безразличие.
Подруга внимательно посмотрела:
— Когда это началось?
— Ты знаешь, когда мы встретились в домике, произошел взрыв страсти, а потом все закончилось. И я опять испытала состояние разорванности. Я об этом состоянии забыла, а в сравнении ощутила еще глубже. Вся энергетика Матвея давит.
— Он техники применяет — ты это чувствуешь.
Анна кивнула.
— Он манипулирует, а значит, лжет. И неважно, техники это или нет: манипуляция искренностью тоже существует. Важно, что мне неспокойно. А хорошо — это когда хорошо, — она задумалась, вспомнив свое состояние рядом с ним. — И когда я вышла из домика, весь полет в Нью-Йорк об этом думала. Неужели я согласна прожить в этом разорванном состоянии всю жизнь? В этом угнетенном состоянии, — замолчала на несколько секунд. — Или в борьбе, в безуспешной попытке изменить Матвея. Стояла возле окна в отеле и думала только об одном: не хочу быть с ним, даже если он будет последним мужчиной на планете.
— Для самодостаточного человека одиночества не существует. Оно превратилось в свободу.
— Правильная мысль. Лучше свобода, чем разорванность, — согласилась Анна.
— Это твоя мысль, — улыбнулась Вика. — А когда он достал кольцо, ты засомневалась?
— Нет.
— А в квартире?
Отрицательно покачала головой:
— Можно было бы остаться из-за страха одиночества. Можно было бы остаться из-за гордыни. Или из-за опасения, что лучше не будет. Понимаю, что большинство женщин осталось бы, а я не смогла.