Глаза моментально увлажнились и я запрокинула голову к потолку, чтобы не позволить скатиться ни одной слезинке.
— Я не знал об этом. — приглушённо сказал Руслан. — Почему не сказала мне?
— Ты же сам тогда сказал, что ничего не хочешь знать. — огорошенно промолвила его мама. — Что ты начинаешь новую жизнь и оглядываться назад не будешь. Я и не звонила…
— Федя знал об этом?
— Нет.
— Как они это пережили?
Они…
— Ох, Руслан. Мы её еле вытащили… — горестно вздохнула женщина. — Девчоночка ведь ещё совсем… ничего нам не говорила, одна пыталась выстоять. Нам врачи потом уже сказали, что он давно уже болел и итог был известен сразу… Ты представляешь? Такая малышка, а жила с мыслью, что родной отец с каждым днём угасает… Мне даже больно думать об этом, а она, никому не говоря, выхаживала его, по больницам мотались… не знаю, как она это пережила, но мы старались всегда рядом быть, Федя с неё глаз не спускал.
— Ну, вроде, мы выкарабкались. — поддержал Дмитрий Максимович. — Время лечит.
Чудом у меня не вырвалась горькая ухмылка.
Ни черта время не лечит. Мне до сих пор мерещится, что папа держит меня за руку, что гладит по волосам и шепчет о том, как он горд быть моим отцом.
«— Обещай, Мир, что встанешь на ноги, что будешь идти дальше и что будешь смотреть только вперёд…
— Обещаю, пап… но зачем ты мне это говоришь?
— Год остался, Мир… всего год, чтобы я отправил тебя в самостоятельное плавание.
— Не надо, пап… я не хочу это слушать.
— Надо, Мир, сколько можно откладывать этот разговор?
— Не хочу, пап, и всё!
— Не плачь… мне больно смотреть, как ты плачешь.
— Я не хочу оставаться без тебя!
— Я знаю, доченька, знаю… но пора тебе задуматься, как ты будешь без меня! Тебе уже семнадцать, ты вот-вот станешь взрослой…