Одноклассники

— Молодец, молодец! Хорошо. Умница!

Смирнов тоже хвалил меня излишне ласково и нежно, как ребенка, от чего резко захотелось плакать. Чтобы не разреветься, начала говорить:

— Я скажу, скажу. Знай, как есть…

— Когда я тебя прогнал, да? В тот день? От отчаянья? — голос Смирнова снова задрожал. Он был сейчас в невероятном напряжение.

Я знала, что этот вопрос будет его терзать теперь каждый день. И мне бы вот промолчать, да насладиться его мукой. Но нет, не смогу с ним так поступить. Саму будет это терзать все время потом.

— В день свадьбы, перед брачной ночью, — прошептала очень тихо. Даже и не думала, что признаться в этом Игорю, окажется настолько тяжело. Горло опять свело, но я не позволила себе остановиться. — Все время до свадьбы, уговаривала себя, и думала, что смогу с ним еще раз…. Думала, что раз от раза будет легче, а потом, я свыкнусь по пословице. Но войдя в номер для новобрачных, поняла, что это выше моих сил. Слишком ужасно и унизительно все было тогда.

Сказала и расплакалась от стыда! Мне все еще было стыдно перед Игорем, как перед своим мужчиной, за то, что меня посмел коснуться другой, а я, не смогла этого пережить и чуть не убила его ребенка.

— Боже! Боже! — Игорь резко от меня отвернулся и впился руками в свои волосы. — Ты действительно горела в аду все это время, девочка моя! Действительно горела! — Игорь принялся метаться по комнате как раненый зверь. — Я убью его! Клянусь! Своими руками удавлю эту мразь!

Глава 34

Игорь

— Не смей! Слышишь! Не смей! — закричала Арина, кидаясь ко мне и намертво хватая за руки. — Все уже прошло! Слышишь! Прошло!

— Прошло, говоришь? Поэтому и плачешь, да?

Я просто отказывался верить своим ушам! Она пытается его защитить?! После всего что было?! Боже! Ее таки накрыл стокгольмский синдром? Сейчас, в разлуке поймет, что любит его и закричит, верните все обратно? Жить без него не могу?

От этих мыслей, в груди жгучей волной поднималась слепящая ярость. А Арина, еще, как назло, долго собиралась с силами, прежде чем заговорить.

— Вспоминать просто больно, — наконец, очень тихо призналась она. — И… — отчаянно всхлипнула, снова разрывая мне сердце. — Стыдно. Очень! — снова заплакала, взрывая мне мозг.

— Стыдно?? Тебе?? Ты издеваешься? За что тебе может быть здесь стыдно??

— За Надюшку, было ведь уже больше двух месяцев. А я о ней даже и не думала тогда. Вспомнила лишь уже, когда сознание терять начала, но ничего уже не смогла сделать. Так во тьму и провалилась в ужасе от содеянного. Если бы Вадим не пришел вовремя…

Не вытерпел. Прижал к себе, позволяя выплакаться на своей груди. Самого трясло не меньше, чем ее.

За эти годы я многое повидал и теперь с полной уверенностью могу сказать, что в жизни нет ничего страшнее слез ребенка от непереносимой боли и любимой женщины от отчаянья.

Она никогда меня не простит и будет права, но теперь и я сам никогда себя не прощу, за то, что обрек любимую на восемь лет настоящего ада.