Вдвоём они развернули ткань, натягивая её на крышу багги и застёгивая внизу на ременные застёжки. Вместо лобовых окон, красовались прозрачные вставки из поликарбоната.
Только закончили — ливануло. Дождь шумел по брезентовой крыше так, что ткань ходила ходуном. Бабка остановила машину.
— Ничерта не вижу. Надо возвращаться. Всё равно не успеем до темноты.
В присутствии Ванессы Бабка постоянно была напряжена и разговаривала с подчеркнутой серьёзностью и формальностью.
— Подождём, когда стихнет и вернёмся в Комаровку.
Скорый предложил:
— А давайте–ка поговорим.
Все посмотрели на него с удивлением.
— Бабка, тебе нечего нам всем сказать?
Бабка посмотрела на него спокойно.
— Если я чего–то не говорю, значит, это моё личное дело.
— Даже если «твоё личное дело» угрожает жизни всем членам бригады?
Короткий и Шило напряглись. Беда ничего не понимала. А Ванессе на всё было, кажется, наплевать.
Бабка помолчала, вздохнула.
— Ты про карту?… Такая информация опасна. Поэтому я про неё и молчу.
— Какая карта? — настороженно поинтересовался Короткий.
— Я её у одного паренька купила. Ну, не совсем честно купила… Он мне под моим Даром эту карту за пятьдесят чёрных продал.
— А на самом деле она сколько стоит? — поинтересовался Шило.
— Не знаю. Может быть даже белой жемчужины.
Пашка смотрел на Ванессу.