На следующий день все ходили в напряжении.
Шеф бригады, время от времени, сканировала Полис и, особенно, место предполагаемой засидки снайпера.
Прогноз, прогнозом, но чёрт его знает, что там на уме у киллера.
Вечером, часов в шесть, на стене действительно угнездился боец с винтовкой.
Сидя в гараже, Бабка и Скорый решали — что делать.
Уничтожить сидящего на стене — не проблема. Но надо было сделать это как–то… Показательно.
— Может взять его и пытать? — подал идею Скорый.
— И что?
— Узнаем, — кто заказал.
— Я и так знаю, кто заказал. Вексель, сука, никак не успокоится.
— Но, могут быть варианты.
— Скорый, нет никаких вариантов. Надо мочить и снайпера и Векселя.
— Шеф, давай так, приведём его сюда, и заставим пристрелить Векселя. Как тебе? Пусть он, гадюка, знает, что всё обернётся против него.
— А на кой его тащить сюда. Давай обнимемся. Ты его обработаешь. Он — вон, у меня как на ладони. Расстояние небольшое.
Так и сделали. Разделись, Бабка прижалась спиной к Пашке и приступили.
Дотянулись на пару до киллера, и Пашка обработал его сознание. Заставить совершить конкретные действия Скорый конечно не мог. Но вот внушить лютую, непреодолимую ненависть к конкретному человеку сумел. Бабка указала на образ Векселя, а Пашка принудил бойца люто ненавидеть этого человека. Ненавидеть беспричинно, жестоко, на инстинктивном уровне.
Через пару минут обработки, снайпер встал с расстеленного коврика, разобрал винтовку, и отправился куда–то по своим делам.
Пашка предположил:
— А если у Векселя тоже есть сенс, ментат или знахарь?
— Конечно, есть. Ментат у него есть, и знахарь тоже. Сенса он, правда, лишился. Идиот. Из–за него, нам пришлось ценному мужику мозги свернуть.