— Да нихрена я не слабый пол, — возмутилась Бабка. — Слабые тут не живут. Я внутри–то старуха. А Улей видишь, что со мной сделал.
— Нормально он с тобой сделал. Вон, какая получилась красавица… А ну, иди сюда.
Пашка решился. Ну, чего, в самом деле. Он тоже далеко не мальчик, романтических иллюзий уже давно не строит. А тут женщина страдает. И не просто женщина, а близкий ему человек. Да пропади оно всё…
И он опрокинул Милу на спину, а сам навалился сверху и осторожно поцеловал её в губы…
Примерно через час Мила его остановила.
— Погоди, Паша. Погоди. У меня уже такого знаешь, сколько не было. Лет пятнадцать… Больше не могу. Полежи со мной. Не уходи сразу.
Пашка усмехнулся, лёг на спину и подтянул к себе женщину, положив её голову себе на плечо.
— Так я никуда и не ухожу. У меня… Сказать честно… Такого тоже никогда не было. Улей…
Бабка объясняла.
— До сих пор я как–то терпела. Но, когда мы первый раз обнялись, без одежды, меня просто прорвало. Вот — надо, и всё!
— А почему — я? Ты могла бы и к Короткому, например, обратиться.
Бабка резко села, строго посмотрела на Скорого.
— Пашка, ты думай, что говоришь. Он же мне как сын. Я его три месяца выхаживала. Ему и тридцати нет. Я уже тысячу дней о нём забочусь. Это… Больше мне даже не намекай. Обижусь… И потом… Нравишься ты мне.
Улеглась на мужика, полежала немного и скомандовала.
— Так. Ладно. Давай–ка иди к себе. Не хватало ещё уснуть вместе. Разговоров не оберёшься.
Обхватила поднявшегося было Скорого, поцеловала жарко в губы, слегка толкнула.
— Ну, всё. Свободен.
Пашка хмыкнул и пошёл сначала в сортир, потом слегка ополоснулся в душе, а потом подался в купе Беды и Татьяны.
Проскользнул тихо в комнату и заметил, как Таня резко накрылась с головой одеялом. Павел тихо лёг и прощупал Тьму своим даром.
Таня плакала!