Город сестёр

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я?! А со мной, что?! Просто поигрался?! Так выходит?!

— Золотая моя, ничего я не «поигрался». Ты дорогой для меня человек. Я тебя люблю и как друга, и как девушку. Мне с тобой хорошо.

— Нельзя любить двоих. Так не бывает.

— Это Улей, радость моя. Тут вечная война. Тут мораль и нравственность другие. Ну, вот люблю я двух женщин… Даже трёх. У меня ведь вот тут, — он приложил руку к сердцу, — моя Лариса… И что мне теперь делать? Скажи мне, умная моя девочка, что мне делать?

— А ты точно меня любишь?

— Танечка, ты же этот… Эмоционатор. Просто прощупай меня. Или завтра подойди к Марие. Она — ментат. Пусть она меня просканирует и скажет — как я к тебе отношусь.

Танечка откинулась на подушку, полежала, помолчала, прислушиваясь к чему–то, и сделала вывод.

— Нет. Не обманываешь… Да. Наверно тут всё по–другому. Паша, ты ведь меня не бросишь?

— Я за тебя, птенчик мой, жизнь отдам…

— Ладно. Мне надо всё это переварить. Давай спать.

И они уснули.

* * *

Утром следующего дня и Ванесса, и Мария, как–то странно смотрели на Скорого. Ментаты, что с них возьмёшь. Видимо проснулись во время Пашкиных упражнений. Там же, такие эмоции излучались, что о–го–го.

Пашка в первые минуты такого отношения засмущался. А потом махнул рукой и повёл себя как обычно.

Бабка вообще держала себя так, как будто ничего особенного не произошло.

Таня, увидев внимательные взгляды Беды и Иглы, покраснела как рак. Потом о чём–то пошепталась с Бедой.

Чего уж они там насекретничали, какие проблемы решили, — неизвестно. Но Таня после разговора с Марией прямо засияла. И весь день старалась держаться поближе к Пашке. И разок, когда никого рядом не было, прижалась к нему всем телом, обняла за шею и поцеловала Скорого в губы. Он спросил:

— Ну, что, Тьма ты моя светлая? Обдумала ситуацию? Успокоилась? Что–то решила?

Танечка радостно отрапортовала:

— Ничерта не решила. Мозги набекрень. Не хочу ничего решать. Пусть всё как есть.