До пяти сделали две ходки и опустошили склад. Пьяный министр не удосужился даже охрану оставить. Поэтому сработали без помех.
В ограде администрации, за кирпичной стеной, кто-то фальшиво и гнусаво орал:
- Иииес тудейн! Аймам хетсин еден кинтуплеееейн!
Шило покрутил головой:
- Город поимели, теперь над песнями изгаляются. Уроды.
После очистки склада, мужики, до самого вечера, ковырялись с "черной защитой" Приюта. Сначала ляпали короба из пластиковых канализационных труб метровой длины, нагревая их горелкой, а потом пошёл поток брусков темноты, которые кузнечными щипцами выволакивали к периметру и укладывали один к одному. К восьми закончили. Систему поворота так и не придумали. Да, собственно, и думать-то было некогда - пахали как пчёлки…
В Улье нет времён года. Долгота дня - величина постоянная. Ровно семнадцать часов. В пять утра - рассвет, в десять вечера - закат.
Все вернулись в контору, устроили поздний ужин.
Бабка встрепенулась:
- Варвара! А почему ты не ушла с детским садом?
Варя округлила глаза:
- Да как же я уйду, матушка Мила Львовна? А кормить народ кто будет?...
Янка шепотом объяснила:
- Она в портал лезть боится до паники. Да и Дед тут... Они уже с ним каюту себе присмотрели. Крайнюю. Обустраиваются…
Мила Львовна покрутила огорчённо головой. Ну что тут сказать - неслухи.
После ужина все сходили в душ и разбрелись по комнатам.
Не успел Пашка отстегнуть кобуры, как в каюту вошла, а точнее - вбежала, Мария:
- Где Бабка?
- Там, - Пашка ткнул в соседнюю комнату.
Беда зашла в спальню и повинилась: