Апогей

Он и сам понимал, что идти мне было некуда. В одиночку я вряд ли выживу в современном мире, выгони он меня за порог своего дома. Но и бросаться ему на шею за свое спасение и предоставление роскошных апартаментов я не собиралась: Во-первых: Аман просто сделал так, как хотел сам. Во-вторых: Я до сих пор боялась его и точно не обиделась бы, если бы он не появился в момент кульминации нашего с Захарией разговора. Все же при таком раскладе я была бы куда более спокойной, чем теперь.

— Я хочу увидеть Франси. — Пробормотала я, когда тишина стала похожа на меч, занесенный над головой. — Если это возможно.

Вместо ответа глава вновь берет телефонную трубку, быстро набирая номер. От него требуется всего пара слов, чтобы уже через минуту в дверь постучали.

— Ты должна быть здесь к ужину... — Внезапно господин Аман осекся и сосредоточил свой взгляд на мне. — Я хотел бы, чтобы ты поужинала вместе с нами.

Я недоуменно моргнула. Глава только что понял, что допустил ошибку в общении со мной и постарался ее исправить? Как... мило.

— Войди. — Бросил он Франси, когда я так ничего и не сказала.

Он предпочел требованию просьбу? Ради меня? Что за нелепые подарки судьбы? Сегодня, случаем, не Рождество?

Обернувшись через плечо, я увидела Франси, стоящую по стойке смирно. Она была облачена во все черное и с коротким ежиком светлых волос напоминала солдата. Мне захотелось плакать. Потому что, увидев ее, я вспомнила прошлое, вспомнила свою беспечность и надежду на возвращение к старым-добрым денькам, к родителям. А теперь мне хотелось разрыдаться, оплакать ее, себя, свою семью...

— Благодарю, господин Аман. — Пролепетала я, вставая и быстро идя в сторону двери.

Франси привычно придержала дверь, ожидая, пока я выйду. И уже в коридоре, ссылаясь на дальность расстояния и расстроенные нервы, я услышала:

— Не стоит, моя госпожа.

Глава 21

Я рыдала. И мне было глубоко безразлично, что меня могут услышать: мы сидели в беседке на окраине усадебного сада, и этой иллюзии приватности было достаточно, чтобы истошно выть и кричать уже второй час к ряду.

К сожалению, причин вести себя так было слишком много.

Очевидно, Франси понимала меня, потому молчаливо и грустно следила за моими самоистязаниями. Словно в агонии умирала какая-то часть моей души, словно я прощалась со своей прошлой беззаботной жизнью раз и навсегда, словно внезапно пережила все потери разом.

Я проклинала себя, Кнута, Захарию, судьбу. Молила о карающей молнии. Просила, чтобы все чудесным образом оказалось кошмарным сном, от которого бы я тут же очнулась. Неся весь этот бред, я просто добивалась единственной цели — облегчить душу.

Получилось: изможденная и зареванная я в итоге легла на лавку, нагретую на солнце, мучительно закрывая глаза.

— Их нет... Франси... если бы раньше я почувствовала такую боль, они излечили бы ее одним своим видом. — Бормотала я сорвавшимся голосом. — Я бы посмотрела на Джерри, услышала нудные наставления отца, увидела недовольный взгляд Марты... мы не были идеальной семьей, но мне и не нужна идеальная. Мне нужна моя. А он отнял у меня их и еще заставил верить, что это сделали вы... А я не смогла его убить, когда узнала правду. Он все еще жив, Франси, все еще дышит... он выиграл. Да, он выиграл, я видела его взгляд... так не смотрит побежденный. Почему так происходит? Мне не понятно это... при всем уважении к небесам, я не понимаю...

Хранительница молчала, сидя напротив. Оказывается, она будет молчать еще около года, насколько я поняла по ее скудным объяснениям на бумаге.

Это было частью ее наказания, которое девушка называла несущественным. Помимо обета молчания, она подверглась пострижению на лысо, что было позорным клеймом для любой женщины ее расы. В любом случае, она осталась жива, хотя господин Аман никогда не прощал откровенного неповиновения. А от той, которая уже допустила не одну ошибку?