Камень. Книга шестая

22
18
20
22
24
26
28
30

Я занял свое место в строю и стал с интересом ждать дальнейшего развития событий, которое и воспоследовало: генерал Ушаков, словно ничего и не было, в двух словах обозначил свое восторженное отношение к столь неожиданному визиту главы Русской православной церкви и тут же передал слово его святейшеству.

Речь патриарха Святослава была длинна, пафосна и профессионально затейлива: он был рад видеть, что подрастающее поколение продолжает славные традиции предков и выбирает в качестве профессиональной карьеры военную стезю, как сделал и он сам в свое время; хотел напомнить о наших величайших победах за последние два века, где русским воинам помогала в том числе и истинная вера; упомянуть о том, что, несмотря на нашу подготовку и профессиональную направленность, никогда не надо забывать о Боге и о том, что Бог прежде всего должен быть в душе и сердце, а сам человек, созданный по образу и подобию Его, обязан всегда оставаться человеком, не черстветь сердцем, быть милостивым, милосердным, находить в себе силы для прощения и неизменно сохранять готовность отдать жизнь во имя защиты отечества.

Что самое характерное, я был готов подписаться под каждым словом патриарха! Да, он говорил прописные истины, но как он это делал! Профессионально поставленный голос и правильный, размеренный темп речи буквально вводили в самый настоящий транс! Глянув краем глаза на своих внимательно слушавших Святослава однокурсников, я обратил внимание на некоторую одухотворённость их лиц и слегка остекленевшие глаза. Вот она, сила слова! Да еще и основанная на общепринятых ценностях всей Российской империи, что делало силу подобного слова еще действеннее!

Да, родичи были правы, когда не решались связываться с церковью: стоило только батюшкам дать нужные установки, и всё, конец роду Романовых, несмотря на всю его уникальную силу.

А тем временем к патриарху и начальнику училища на трибуне присоединился один из батюшек с иконой Великомученика Георгия Победоносца в руках, а генерал Ушаков скомандовал:

— На молитву!

Мы сняли головные уборы и склонили головы.

Святы́й, сла́вный и всехва́льный великому́чениче Христо́в Гео́ргие! Со́браннии во хра́ме твое́м и пред ико́ною твое́ю свято́ю покланя́ющиися лю́дие мо́лим тя́, изве́стный жела́ния на́шего хода́таю: моли́ с на́ми и о на́с умоля́емаго от Своего́ благосе́рдия Бо́га, да ми́лостиво услы́шит на́с, прося́щих Его́ благосты́ню, и не оста́вит вся́ на́ша ко спасе́нию и житию́ ну́жная проше́ния, и да укрепи́т же да́нною тебе́ благода́тию во бране́х правосла́вное во́инство, и си́лы возстаю́щих вра́г на́ших да низложи́т, да постыдя́тся и посра́мятся, и де́рзость и́х да сокруши́тся, и да уве́дят, я́ко мы́ и́мамы Боже́ственную по́мощь: и все́м в ско́рби и обстоя́нии су́щим многомо́щное яви́ твое́ заступле́ние: умоли́ Го́спода Бо́га, всея́ тва́ри Созда́теля, изба́вити на́с от ве́чнаго муче́ния, да всегда́ прославля́ем Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, и твое́ испове́дуем предста́тельство, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Я почувствовал, как внутренне все больше успокаиваюсь, а на глаза наворачиваются слезы…

* * *

— Добрый вечер, сын мой! — патриарх протянул мне руку, которую я и пожал.

— Добрый вечер, ваше святейшество.

… Я отошел уже метров на триста в сторону гауптвахты, как меня с моими конвоирами догнал полковник Удовиченко:

— Курсант Романов, с вами хочет поговорить его святейшество. Следуйте за мной. А вы, — он глянул на моих конвойных, — можете быть свободны.

— Есть! — козырнули те.

А я только вздохнул: посещение моей такой уютной камеры на гауптвахте, судя по всему, откладывалось до лучших времен.

… Патриарх указал мне на почищенную от снега дорожку:

— Не хочешь ли прогуляться по вечернему времени?

— Если только в вашей приятной компании, ваше святейшество, — улыбнулся я.

— Тогда пошли.

И мы медленным шагом направились в сторону общежитий, а машины из кортежа патриарха поехали по параллельной дороге. Молчание долго не продлилось: