Любава

Под ногу ей подвернулся мелкий камешек, и от толчка покатился по каменному полу. Для Анны этот тихий звук прозвучал громом.

Девочка замолчала и обернулась. На Анну с бледного худого личика смотрели светящиеся отраженным в них огнем черные провалы глаз, обведенные темными кругами.

Сдавленно вскрикнув, женщина упала на пол, хватая ртом воздух. Спазм сдавил грудь, на глазах выступили слезы от подступавшего удушья. Грудь вспыхнула огнем. Анна вдыхала и вдыхала, но воздуха не было, и сделать выдох не получалось — выдыхать было нечего. Из последних сил она попыталась открыть сумочку, чтобы достать ингалятор, но слабые, трясущиеся от ужаса пальцы не могли справиться с молнией. Анна безуспешно шарила дрожащими руками по сумочке, не в силах открыть ее.

К ней поплыл огонек, за которым угадывался силуэт девочки. Вот их стало два… три… Анна судорожно хватала ртом воздух, но его не было. Она рванула душившую ее блузу, разрывая тонкую ткань. Не осознавая, что делает, Анна скребла грудь, словно стремясь сорвать и кожу, мешавшую дышать. Сквозь помутившее уже сознание она услышала, что девочка, наклонясь к ней, что-то лепечет. Уже не различая слова, она почувствовала, как ее руки коснулись маленькие ледяные пальчики… Громом прозвучал звук открывшейся молнии… Мертвенно холодные ладошки обхватили ее ладонь, вкладывая в нее что-то. В последнем рывке угасающего сознания Анна поднесла ингалятор к губам и… Тьма навалилась, унося сознание. Рука безвольно упала на грудь, выпустив спасительный баллончик.

Тихий, но гулкий, словно из бочки, голос ребенка, ледяное касание к глазам, шее… Анна не понимала, чудится ей это, или на самом деле происходит, и мертвая девочка, о которой судачит вся деревня, сейчас сидит рядом с ней и… пытается помочь?

Мучительная боль в груди вновь навалилась бетонной плитой — вдох, выдох… Глаза открыть сил нет, но она отчетливо чувствует, как ей в зубы тычется насадка баллончика. Знакомый клик ингалятора, еще и еще. Тяжелое, рваное дыхание… Грудь немилосердно жгло, но она дышала. Попыталась открыть глаза — все мутное, плывет, в глазах темно. Анна почувствовала, как в руку, лежавшую на груди, вложили холодный, круглый, и такой родной предмет. Анна с трудом подняла ее к глазам. Сфокусировала взгляд. Ингалятор. Она поднесла его к губам, вдохнула раз… другой… Дыхание выравнивалось, сознание возвращалось. Приступ отступил.

Женщина села. Огляделась. Она сидела на полу в подвале. Одна. Возле нее тихо оплывала воском почти догоревшая тоненькая церковная свечка. Ребенка нет. Никого нет. И тишина…

Анна с трудом поднялась на слабые, дрожащие ноги. Снова огляделась. Увидев силуэт лестницы, пошла к ней. С трудом поднявшись наверх, она, то и дело спотыкаясь, побрела к часовне.

Молитва, доносившаяся из-за двери, не радовала и не приносила успокоения. Напротив, она живо напомнила Анне ту самую, которую произносила Любава. Снова почувствовав, что начинает задыхаться, Анна в панике изо всех сил толкнула дверь. Та, распахнувшись от сильного толчка, отлетела и с глухим стуком ударилась о стену.

Люди, поворачиваясь на неожиданный звук, и увидев Анну, стоявшую на пороге, замолкали и пораженно смотрели на бледную до синевы, испуганную разлохмаченную женщину в разорванной на груди блузе, в которой сейчас было сложно узнать ту Анну, что несколько часов назад приехала в деревню.

Почувствовав неладное, нарушая ход богослужения и еще произнося по инерции слова молитвы, повернулся и Илия. И тоже замер, не в силах произнести ни слова.

— Любава… Там… в подвале… — спустя минуту в гробовой тишине произнесла хриплым, непослушным голосом Анна и, закрыв глаза, осела на пол.

Илия, метнувшись за перегородку, на ходу стянул с себя ризы и, схватив два больших фонаря, выскочил обратно.

— Степановна, Татьяна, Вера — займитесь Анной. Петрович, Владимир — пойдемте со мной, — на ходу распоряжался Илия, чуть не бегом направляясь к церковному подвалу.

Почти добежав до провала, Илия включил фонари и, дождавшись стариков, первым полез в подвал. Владимир спустился следом, Петрович остался наверху.

Облазив весь подвал чуть не на коленях, они нашли только обгоревшую спичку, которую могли обронить и строители, фантики от конфет, огарки тоненьких свечей и разбитый телефон Анны. Никакой Любавы там не было и в помине. Зато обнаружили давно обвалившийся подземный ход, заваленный почти под самый потолок камнями и почвой. Многочисленные корни растений, сплошь пронизавшие завал, говорили о том, что ему много-много лет.

Илия готов был рыть носом землю. Все говорило о том, что Анна видела призрак девочки. Он мог не верить старикам, строителям… Но Анне? Ей он не мог не верить. Но призрак, который ест конфеты?! Присев на ступеньку лестницы, он обхватил голову руками и застонал.

— Интересные тут призраки водятся, однако… Едят конфеты, воруют свечи… Господи! Дай мне силы не уверовать в ересь сию, ибо и до лечебницы душевной со всем происходящим недалеко! — Илия, представив, как найденная девочка ожила и вернулась обратно в хранилище, потряс головой и рухнул на колени в молитвенном порыве:

— Помоги, Господи! Укрепи веру мою! Дай мне силы наставить паству на путь истинный и избавить места сии от Лукавого! — Илия широко перекрестился и положил земные поклоны, и вдруг замер. Простояв так несколько секунд, глядя в никуда, он медленно пробормотал:

— Вот кто головы людям морочит… Точно! Это все деяния его, нечестивого! Не желает он восстановления храма православного и возвращения людей к вере истинной, потому и людей пугает, место святое поганит! — снова широко перекрестившись, священник воззвал к Господу: