Игры кланов

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот почему такая суматоха снаружи. Нагнали всех кого можно. Шум поднимется знатный.

— Если его и обработали, то сделали это очень искусно. Филигранная работа на тонких энергетических уровнях, не оставляющая следов.

Лично у меня после смерти Елены почти не осталось сомнений, что она любвеобильного идиота и обработала.

Пока он трахал ее дырки, она трахнула его мозг. Качественно, умело и очень профессионально.

А после от лишнего свидетеля избавились. Заодно выстроив следующую ступень интриги, умело развернув компанию против моей скромной персоны.

Одно следует за другим. Просто и элегантно. Отличная работа.

— Только дурак поверит, что запись настоящая. Ее можно проверить. Уверен, фальшивка быстро вскроется, — начал я.

Но Дмитрий не поддержал.

— Ты количество просмотров под видео видел? А комментариев? И это только на одном ресурсе, — он скрестил руки на груди. — Самое главное уже сделано: запись разошлась, возник резонанс. Не мне тебе объяснять, что испачкаться в грязи легче, чем потом от нее отмыться.

Ну да, не поспоришь. Сколько потом не ори, что не виноват, толпа уже сформирует свое мнение. И плевать на достоверность и доказательства.

Билецкий внимательно посмотрел на меня.

— Ты же понимаешь, что это значит? — спросил он.

Я угрюмо кивнул.

— Из тебя делают дичь. Кто-то желает знатно поохотиться.

И непременно заполучить по финалу трофей, — закончил про себя я. Загонщики на низком старте, собаки рвутся с поводков, чуя добычу, все готово к облаве.

Мой рот сложился в жесткой усмешке. Пусть попытаются, еще посмотрим чья голова будет висеть в качестве трофея над камином в гостиной…

— Здесь все? Тогда я поехал.

На выходе нас уже ждали. В воздухе висели вертолеты телекомпаний, умудряясь лавировать в свободном кармане между тройкой ближайших небоскребов. Виднелись фургоны с развернутыми спутниковыми тарелками, репортеры, глядя в объективы многочисленных камер что-то отчаянно тараторили.

Кучка зевак превратилась в организованную толпу возмущенных сограждан. Что-то лихо скандировали, лица большинства пылали огнем справедливого возмущения, в воздухе носились призывы непременно покарать преступника и убийцу.

То есть меня.