Вот почему такая суматоха снаружи. Нагнали всех кого можно. Шум поднимется знатный.
— Если его и обработали, то сделали это очень искусно. Филигранная работа на тонких энергетических уровнях, не оставляющая следов.
Лично у меня после смерти Елены почти не осталось сомнений, что она любвеобильного идиота и обработала.
Пока он трахал ее дырки, она трахнула его мозг. Качественно, умело и очень профессионально.
А после от лишнего свидетеля избавились. Заодно выстроив следующую ступень интриги, умело развернув компанию против моей скромной персоны.
Одно следует за другим. Просто и элегантно. Отличная работа.
— Только дурак поверит, что запись настоящая. Ее можно проверить. Уверен, фальшивка быстро вскроется, — начал я.
Но Дмитрий не поддержал.
— Ты количество просмотров под видео видел? А комментариев? И это только на одном ресурсе, — он скрестил руки на груди. — Самое главное уже сделано: запись разошлась, возник резонанс. Не мне тебе объяснять, что испачкаться в грязи легче, чем потом от нее отмыться.
Ну да, не поспоришь. Сколько потом не ори, что не виноват, толпа уже сформирует свое мнение. И плевать на достоверность и доказательства.
Билецкий внимательно посмотрел на меня.
— Ты же понимаешь, что это значит? — спросил он.
Я угрюмо кивнул.
— Из тебя делают дичь. Кто-то желает знатно поохотиться.
И непременно заполучить по финалу трофей, — закончил про себя я. Загонщики на низком старте, собаки рвутся с поводков, чуя добычу, все готово к облаве.
Мой рот сложился в жесткой усмешке. Пусть попытаются, еще посмотрим чья голова будет висеть в качестве трофея над камином в гостиной…
— Здесь все? Тогда я поехал.
На выходе нас уже ждали. В воздухе висели вертолеты телекомпаний, умудряясь лавировать в свободном кармане между тройкой ближайших небоскребов. Виднелись фургоны с развернутыми спутниковыми тарелками, репортеры, глядя в объективы многочисленных камер что-то отчаянно тараторили.
Кучка зевак превратилась в организованную толпу возмущенных сограждан. Что-то лихо скандировали, лица большинства пылали огнем справедливого возмущения, в воздухе носились призывы непременно покарать преступника и убийцу.
То есть меня.