Я буду рядом

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я сказал, свали, пока направление не задали!

— М-да, — протягивает он, приближаясь почти вплотную.

Мужику на вид за тридцать, и удивляться не стоит тому, что он так акцентирует на возрасте. Крепко же задело, что его на меня променяли. Я выше на голову, но он вроде крупнее, да и ещё раздувается, будто от ощущения собственного превосходства.

Пытается смотреть свысока. Цыкает, оглядывая меня, шарахается от оскаленного черепа на моём плече.

— Где мы, там победа. Ну-ну.

Стою полуголый, как на выставке и этот осматривает меня будто я лошадь или собака, выставленная на продажу. От высокомерного тона я должен чувствовать неловкость, но не выходит всерьёз воспринимать его поведение. Блондинчик сам нервничает, то и дело напрягает плечи, будто сдерживается, чтобы не втянуть голову в них. Держит перед собой букет, прикрываясь им, как щитом.

— Ты пацан, ещё не знаешь, с кем связался.

— Только вот пугать не надо, — давлю смешок, веселят его попытки давить авторитетом.

— А я и не пугаю, — бросает он. — Ты меня не знаешь, если я начну что-то делать, ты не вывезешь.

— И кто ж ты? — гадкая улыбка липнет к лицу. Врезать бы ему и вышвырнуть в подъезд. — Сын богатого папы и не хрена больше. Мажор.

— Я может и мажор, но порядочный гражданин, ценный член общества, а не отморозок вроде тебя и твоего братца.

Я втягиваю воздух, про себя считая до пяти.

— Слышь ты, член! Ситуация касается только нас, не смей приплетать Макса.

— Ой, а что так? Боишься, что она услышит? — хмыкает он. Успел что-то вынюхать не иначе. — А семейка твоя, сестра — шлюха малолетняя. Родители вообще не пойми кто.

— Закройся! — цежу сквозь зубы, кулаки сжимаются. Дышать, держаться. Брешь нащупать пытается, и надавить, сука. — Не твоё собачье дело.

— Не моё. Думаешь, она с тобой останется, когда всё узнает? Ты вообще кто по национальности-то получаешься, чурка?

Последний вопрос мимо пролетает, никогда не реагировал на такие вопросы. Травить кого-то за национальность — детский сад.

Руки немеют, так кулаки сжаты сильно. Чувствую себя не очень. Стою, дышу, пока дерьмом обливают. Терпеть, нельзя поддаваться на провокации. Он ведь только этого и добивается. Изворачивается, старается задеть больнее, ждёт, когда сорвусь. А нервы буксировочными тросами натянуты.

— Да, что с тобой говорить! — отмахивает от меня небрежно. — Ладно, раз нравится подбирать после других, можешь забрать себе её. Хорошая пара — отморозок и шалава.

Тугая пружина, что сжималась во мне, со скрипом распрямилась. Дикая злоба затопила, отдаваясь напряжением в мышцах. То самое состояние, когда будто жалюзи закрываются. Время превращается в кисель, а происходящее выглядит, как в замедленной съемке.