Люди золота

22
18
20
22
24
26
28
30

Другой был высок и худощав. Темная борода покрывала его лицо почти до самых глаз.

Кто хотя раз видел взгляд его глубоко провалившихся глаз, тот должен был долго его помнить.

— Вы конечно, спрашиваете теперь себя, — начал смеясь путешественник, окинув быстрым взглядом своего хозяина, — почему я осмелился проникнуть в ваше жилище. Причина очень проста: я озяб, а моя лошадь устала. Кроме того, в этой прекрасной стране нельзя в такое время прогуливаться с деньгами в кармане.

— У меня есть пять долларов, — продолжал он, бросая деньги к ногам хозяина, который, однако, их не поднял, — но я вас предупреждаю, что если вам придет фантазия убить меня, то вы не найдете ничего более. Сверх того, очень вероятно, что я буду сильно сопротивляться. Итак, спокойной ночи! А! Я могу еще прибавить, что меня зовут Робертом де-Керваль, что я живу в Нью-Йорке, что я еду в Вестфильд, наконец, что я француз и что если со мной случится… какое-нибудь приключение, то мой консул может наделать вам неприятностей.

После такого дружеского предупреждения он завернулся в свой плащ и заснул, не обращая внимания на своего молчаливого товарища. На рассвете он проснулся. Ему послышался выстрел. Несколько минут он прислушивался, но наконец усталость взяла верх, и он снова заснул. Хозяина не было более в хижине.

II.

Преступление

Уверившись в крепости сна де-Керваля, хозяин хижины осторожно поднялся и, взяв ружье, направился в угол комнаты.

Там он поднял скрытую в полу подъемную дверь и исчез, опустив ее осторожно за собой.

Сойдя несколько ступеней, он зажег факел и, пройдя по пробитому в скале проходу, вошел в подземелье.

При свете факела можно было видеть три человеческих тела, лежавшие на груде сухих листьев.

Одно из этих тел поднялось наполовину, и слабый голос прошептал с ужасом:

— Вильки! Это Вильки!

— Вставайте, сударыня, и разбудите ваших дочерей, — сказал Вильки. — Час наказания наступил, — прибавил он торжественным голосом.

Женщина, к которой относились эти слова, была еще молода, но ее лицо носило следы страданий.

Две молодые девушки, или лучше сказать, два ребенка, со страхом устремили на говорившего свои большие глаза. Их лица были бледны и худы.

— Что вы хотите сказать, Вильки? — спросила с безпокойством мать.

— Разве вы не поняли, что вы должны сейчас умереть?

— Умереть! — вскричала бедная женщина. — Это конец моих мучений… Это освобождение!.. Но они, мои дочери, какая им определена участь?.. Их освободят, не правда ли?.. Бедные создания!.. Моя смерть возвратит им свободу… Может быть, они еще будут счастливы!.. Не правда ли, Вильки? Не правда ли?..

Вильки не отвечал ни слова.