Двое суток без сна. Нервных, пропитанных тягостными мыслями и насыщенных активными действиями, выматывающих, преисполненных лишь решимостью, во что бы то ни стало, идти до конца.
Каждое движение таолы сопровождалось течением энергии по организму. Бахир напитывал мышцы и кости, частично вымывая из них усталость и напряжение, возвращая силы и раскрашивая мир яркой палитрой красок.
Энергия с негативным потенциалом, скопившаяся в теле, медленно стекала в одну точку до тех пор, пока не образовала видимый лишь мне отвратительный комок серого тумана, уютно устроившийся на правой ладони.
Завершая таолу, я размахнулся и, упав на одно колено, что есть сил впечатал раскрытую ладонь в подмёрзшую и схваченную тонким слоем наледи землю. Звучно хрустнув пробитой коркой, рука по запястье ушла в землю, отдавая ей всего меня, без остатка. Всю невысказанную боль от потери семьи и дома, все муки совести за гибель сотен, преданных моему роду людей, все сдерживаемые слёзы и рвущие меня на части противоречия…
Утрамбованная сотнями ног земля едва ощутимо вздрогнула и как будто тяжело вздохнула. На мгновение в воздухе повисло явственно ощущаемое кожей напряжение. Но спустя пару секунд оно развеялось, а сквозь мёрзлый грунт тысячами стали пробиваться заострённые зелёные кончики травинок. Они густым слоем покрыли площадь на десятки метров вокруг меня, увеличиваясь всё быстрее и быстрее, продолжая тянуться наверх, не взирая на неподходящее время года. Тысячи и тысячи, они устремились навстречу восходящему солнцу, трепеща под порывами ветра и подставляясь под ласковые жёлто-розовые лучи светила.
– Примите мою благодарность, светлые боги. Благодарность за ещё один день моей жизни, – мой шёпот сливался с шелестом травы, но я знал, что буду услышан, – За ещё один восход. И пусть сегодня я встречусь со Смертью. Всё было не зря...
Поле битвы не самое лучшее место для вознесения молитвы. Осквернённое кровью, эманациями боли и смерти, оно должно быть очищено, прежде чем люди начнут обращаться к богам.
Но с недавних пор я стал пренебрегать некоторыми традициями.
Колышущийся густой ковёр из зелёной травы неумолимо и неконтролируемо разрастался – действуя исключительно по наитию, я взывал к богам и просил их лишь об одном: исцелить наши души. И первой из всех откликнулась Мать-Земля.
Алые сполохи пламени робко проклюнулись в расширяющемся море из трав: закрученные красные лепестки огненных лилий подобно фениксам восставали из пепла и праха там, где на землю проливалась человеческая кровь, восставали, распускаясь во всём своём неэстетичном великолепии цветка мира мёртвых.
Мир окончательно сошёл с ума – посреди зимы, на руинах замка Мацумото, расцвели тысячи бутонов хиганбаны…
– Боги слышат твоё сердце, Леон, и отвечают на молитвы, – спокойно произнёс неслышно появившийся Маэда Ючи, усаживаясь на траву рядом со мной и скрещивая под собой ноги, – Но что ты собираешься делать дальше?
Почтительно склонив голову в знак приветствия, я сел на пятки, лицом к человеку, вернувшемуся из небытия. Коснувшись пальцами распускающихся бутонов хиганбаны, насладился их мягкой шелковистостью и задумался над услышанным вопросом, который противоречил всем моим ожиданиям.
– Самурай продолжит служение господину и его семье. Разве может быть иначе? – спустя минуту молчания я смог выразить своё недоумение и только после этого поднял глаза на главу рода Маэда.
В его взгляде плескалась невыразимая тоска и сожаление, густо замешанные с чувством вины, точившем этого человека изнутри. Маэда Ючи страдал от угрызений совести, как и положено порядочному человеку в его ситуации.
В прошлом году, в день Почитания Старших, он и его семья уцелели благодаря самопожертвованию воинов и вассалов. Раненного Ючи в полубессознательном состоянии в убежище доставил мой отец, после чего надёжно запечатал сюзерена и его родных в самом безопасном месте замка, способном выдержать даже прямое попадание тактического ядерного заряда. А затем, выполнив свой долг, мой отец отправился на смерть...
– Я не просто так задал именно этот вопрос, Леон, – мягко произнёс Ючи и широким жестом руки указал мне на расцветающее поле битвы, заставленное палатками и оживающее под зычные возгласы командиров, – Эти люди шли за тобой и сражались под знамёнами Хаттори. Это они шёпотом рассказывают медикам из Нагано и наёмникам-иностранцам о молодом Драконе, потомке богов и герое, чья слава уже достойна занесения в предания Империи. Им верят. Это уже полностью ТВОИ люди, Леон. Я не смогу их вести. У меня нет на это прав.
– Быть вашим военачальником – большая честь для меня, Маэда-сама. – церемонно поклонившись, сказал я, по-прежнему не понимая к чему клонит сюзерен. – Мы продолжим войну под двумя знамёнами и воздаяние падёт на головы наших…
– Этого не будет!
Восклицание Ючи вынудило меня сбиться на полуслове и недоуменно воззриться на собеседника. Глава рода Маэда протестующе мотнул головой и, словно устыдившись своей вспышки, увёл глаза в сторону. Только тогда я обратил внимание, насколько он одновременно похож и не похож на того аристократа, каким его помнил мой брат.