Падение, огонь и покаяние

22
18
20
22
24
26
28
30

Уста альтмера остались сомкнуты. Он безмолвно поднял обе руки, и светло-желтоватое полотно стало сосредоточением электричества в руках. И тогда Азариэль позволил отпустить фразу и показались его окровавленные губы:

– Твоя смерть.

Массивы чистой, ничем не ограниченной энергии окутали, как паутина, «Кровавого Охотника», озарив сиреневым, рождённым из небытия, свечением всё помещение. Треск и гул страшной волной прокатились по всему зиикурату и металл, который был только в избытке на теле врага. Нос поймал запах горелой плоти и по ушам ударил неистовый страшный жалостливый рёв.

Как только заклятье спало, и электрический треск сошёл на нет, послышались стенания «Кровавого Охотника».

– А-а, о-ох, ах, – медленно шевеля руками кряхтит враг.

Его отбросило на метр, его, некогда прекрасная и могучая броня, дымилась и разваливалась на куски и устлала метр обожжёнными пластинами. От него исходит неприятный запах жжёной плоти и волос, которые стали дымом и пеплом. И он, чемпион самого опасного культа, кряхтел как старик, валяясь в бессилии.

– Готфрид! – крикнул Азариэль и на своей шее показал жест обезглавливания.

Суровый нордлинг всё понял. Он вознёс свою могучую секиру и пошёл к обессилившему врагу. Враг не трепыхался, не молил о прощении и помиловании. Он гордо принял свою смерть и последним, что сорвалось с его обуглившихся губ, было:

– Нечестно.

И этот шёпот оборвала стремительно опустившаяся секира. С одного удара Готфрид отделил голову «Кровавому Охотнику», оборвав жизнь могучего воителя, и фонтан крови брызнул из шеи.

В эту секунду в храм вбежали сектанты. Вид поверженного владыки вызвал в них приступ страха и паники и Азариэль понял, что в этот момент оборона была сломлена. Альтмер занял место поверженного врага, обратив пламенную речь к еретикам, опираясь на меч от усталости и меланхолично покачиваясь:

– Посмотрите! Ваши иерархи мертвы, идеалы за которые вы бились – прах! У вас есть выбор – сдавайтесь и будете помилованы Империей! Если продолжите сражение, вас ждёт та же участь, – Азариэль показал на обезглавленный труп и заглянул в глаза эльфов, «зверей» и людей, в разношёрстных доспехах. – Я понимаю, некоторые хотят продолжить битву, но я вам скажу так – ваши союзники под Танетом, в Эльсвейре и Сиродиле мертвы. Все пали, и вы можете избежать этой участи!

– Азариэль, – взял за руку у локтя друга Готфрид. – Их не убедить.

– Тише, – шепнул эльф и снова заговорил с сектантами. – Вам не совладать с легионом и Клинками!

– Клинки, клинки императора, лучшие из лучших, – пронеслись сомнения средь толпы врагов, и Азариэль с лёгкой улыбкой понял, смог поддеть их сердца.

– Идите и скажите, то здесь произошло своим друзьям, которые ещё пытаются держать бессмысленную оборону. Да и император, если потребуется, отправит сюда ещё два легиона, так что в любом случае вы падёте и поклонение даэдра тут при любом раскладе будет выжжено. Где силы ваши принцев?! Где ваши владыки!? Они вас бросили, так почему же вы им должны служить!?

Азариэль прекратил молвить слово, отпустив еретиков. За пару минут пламенной и усталой речи он смог убедить культистов в бессмысленности сражения, да и как им биться, если все командиры и духовные лидеры отправились на тот свет. Слух о смерти главы культа распространился по всей крепости за десять минут, чем и подорвал дух служителей культа. Имперские флаги – акавирский дракон цвета угля на багрово-алых полотнищах украсил надвратное помещение. Хоругви и знамёна расставлены по крепости, знаменуя безоговорочную победу легиона.

Глаза, полные усталости, цвета угасшего нефрита смотрят на то, что творится во внутреннем дворе прямо перед главным входом в тёмный зиикурат – огромную арку в метра четыре высотой.

– Акатош, помилуй нас, – раздались слова из толпы воинов.

Прямо перед ним большие ворота в стене и вход за пределы крепости завален телами, как и культистов, так и легионеров с местными стражниками. Всё вымазано кровью и сажей. Вокруг Азариэля шагает множество пленных, угрюмых лицами, гремя цепями и напевая странные песни. Заключение для них стало спасением от неминуемой смерти, но ничего не может унять боли их сердце от потери смысла жизней.