Солнца трех миров

– Значит, сегодня надо устроить им бойню покруче, – сказал я, поднимая карабин. – Такую, чтоб навсегда запомнили.

Как только первая из четырех лодок справа от нас оказалась на расстоянии выстрела из арбалета, Машка выпустила по ней первый горящий дротик. Выстрел оказался удачным: острие глубоко вонзилось в задранный нос, а жгут съехал дальше по древку, продолжая гореть, как и было задумано. Бормоча похвалы в адрес собственной меткости, Машка быстро растягивала тетиву, лязгая рычагом и механизмом из шестеренок. Инга подала новый дротик, и Машка пустила его в следующую лодку.

Подождав, когда отчалившая от берега флотилия окажется в пределах досягаемости дротиков из арбалета Валеры, я принялся расстреливать крысолюдей из карабина. Оптика у «Тигра» была отличная, расстояние – небольшим, ни одна пуля не пропадала даром. В жизни мне не случалось выполнять такой тошнотворной работы. На тридцатом выстреле я уже сильно жалел, что забрал оружие у Вити. На пятидесятом отупел, и мне стало все равно. Эпштейн, присев рядом, заряжал мне магазины. Таня и Даша подруливали боковыми веслами, чтобы плоты не кружило.

Крысолюди бессильно орали в нашу сторону, однако их стрелы нас пока достать не могли. Справа пылали две лодки – третья поначалу хорошо занялась от Машкиного дротика, но дикарям удалось ее потушить. Валера тоже поджег две штуки, и тут мы наконец сплылись на выстрел из лука. Теперь дикари смогли по нам стрелять, чем тут же воспользовались; зато и сами оказались под ливнем огненных стрел, которые можно было пускать куда быстрее дротиков. Вскоре им стало ясно: если не хотят поголовно сгореть, пора поворачивать.

Уцелевшие лодки принимали пловцов с тех, что потушить не удалось, и отгребали к берегу. Плоты несло течением вместе с шестью кострами на воде; один подошел слишком близко, но нам удалось оттолкнуть его от себя, просунув шесты между щитов. Лысый сидел на помосте, прижимая ладонь к лицу: стрела выбила ему левый глаз. Валера лежал у своего арбалета с двумя стрелами в животе и одной в шее. Даше проткнуло руку, Машке – тоже руку, мне оцарапало голову и порвало ухо. Всех остальных крысолюди тоже попятнали. Даже Мартышку зацепило, и она жалобно поджимала пораненную лапку.

– Вот суки! – сказал Лысый, не отрывая ладони от лица. – Как я теперь без глаза?

– Второй же целый, – утешила его Машка. – И левый ведь выбили, не правый.

– А левый, он что – не мой был, арендованный?

– Ты выдержишь, Лысый, ты сможешь, ты у нас железный, – сказала Машка, готовясь вырвать стрелу у себя из руки. – И я выдержу…

Витя сидел у стойки навеса весь серый – драка ему тяжело далась. Я помог избавиться от стрелы Даше. Инга перевязывала всех нас по очереди. Таня глухо, по-звериному, выла над Валерой. Он умирал, и помочь ему было нельзя.

Глава 8

Через час после боя плоты обогнала набитая крысолюдьми лодка. Какие вести она повезла вниз – совет держаться от нас подальше или призыв к новому нападению, – оставалось только гадать. Еще через час умер Валера. Таня сложила ему руки на груди и закрыла глаза.

– Зачем мы уплыли из поселка? – спросила она ни к кому не обращаясь. – Не надо было плыть. Валерка был бы сейчас жив.

– Ты же видишь, что творится на реке, Тань, – сказала Даша. – Крысолюди были от поселка всего в нескольких днях пути. Рано или поздно они нашли бы его. И если я хоть что-то понимаю, никто из нас не уцелел бы в схватке с ними на суше.

К вечеру плоты нанесло на торчавшую из воды скалу и едва не разбило об нее. Обогнув препятствие, мы обнаружили с другой стороны удобный заливчик меж двух утесов из песчаника, решили, что места удачней нам не найти и стоит остановиться здесь, чтобы подлечить раны.

На плоской вершине скалы росли кусты с крупными зелеными плодами, которые понравились Мартышке. Топлива вокруг оказалось достаточно, а кроме того, отсюда было удобно кидаться большими камнями по всему, что задумает заплыть в залив или пристать к островку сбоку. Ближайший берег находился в сотне метров слева – там тянулась широкая песчаная отмель с остатками очередной сожженной деревни.

Ночью на нас никто не напал, а утром мы поймали проплывавшее по реке дерево, прибуксировали его к скале и поставили на якоря поперек входа в залив. Валеру похоронили на вершине одного из утесов, сложив небольшую гробницу из плитняка. Остаток дня отдыхали, а всю следующую неделю кто мог – работал, кто не мог – отлеживался.

Инга дважды с сутки промывала наши и собственные раны лечебными отварами и меняла повязки из сухой травы. По-настоящему плохо себя чувствовал только Лысый: пустая глазница у него воспалилась, вся левая сторона лица опухла, и он только лежал, часто теряя сознание.

Через несколько дней жизни на островке я впервые увидел, как Инга находит лекарственные травы. Знакомые она просто рвала целиком или собирала с них соцветия. А незнакомые…

Я пошел поискать дров и увидел Ингу, опустившуюся на колени возле каких-то метелок, похожих на низкорослую полынь. Она перебирала стебли пальцами, оглаживала метелки ладонями, а потом ее глаза закатились под лоб, лицо побелело, рот приоткрылся, и по подбородку потекла слюна. Инга начала раскачиваться вперед-назад, дышала она прерывисто, хрипло, со стонами и всхлипами, и походила вовсе не на исследователя информационных потоков, а на шамана в трансе. Мысленно плюнув на дрова, я аккуратно сдал назад и пошел обратно в лагерь, чтобы ей не мешать. Да и не до дров мне уже было.