Карфаген смеется

22
18
20
22
24
26
28
30

Он извивался в моих руках как морская собака, дико озираясь по сторонам и явно не рассчитывая на помощь: вряд ли бы кого-то сильно огорчило, если б я раздавил его до смерти. И все-таки он не хотел говорить прямо и отвечал вопросами на вопросы.

– Мсье Пятницкий, я ей не отец! Она новенькая… называет себя… как?.. Хелена? В чем вы меня обвиняете? Старая леди не требует свидетельства о рождении. Сколько раз она здесь бывала? Может, два или три. Вы же разумный, благородный человек? Хотите сказать, что я как-то связан с тем происшествием с Бетти и Мерси? Неужели я такое чудовище?

Я отпустил его и приказал принести абсента. Все мое тело сотрясалось. Соня дернула меня за рукав:

– У тебя идет кровь. Садись. Расскажи мне, что случилось.

Я проглотил выпивку, принесенную сирийцем. Он пожал плечами:

– Можете не платить. Но я все равно ни в чем не виноват.

Когда он отошел, я закрыл лицо руками. Я заплакал. Соня попыталась успокоить меня, она гладила меня по лицу, стараясь не касаться свежих ран.

– Я должен спасти ее! – снова и снова повторял я. – Нельзя допустить, чтобы она утонула в этом болоте. Ты ее знаешь, Соня? – Я наконец открыл глаза. – Ты знаешь греческую девочку? Блондинку, которая называет себя Хеленой?

– Я ее видела. Она милашка. Одна леди от миссис Унал прислала ее пару дней назад. Кто знает, зачем ей работа, но попала сюда. Ты говоришь так, будто знаешь ее.

– Я и правда ее знаю. Соня, если ты сможешь раздобыть ее адрес, я заплачу. Но только дай мне знать немедленно.

– Она, наверное, живет около католического собора, по дороге к старому мосту. Однажды она об этом говорила. Значит, она итальянка?

– Возможно, полька. – Я начал успокаиваться. – Или украинка.

– Она, должно быть, тебе очень нравится, Макс.

Соня явно мне сочувствовала. Ее пальцы вновь коснулись моего лица.

– Я люблю ее.

Кажется, моя честность произвела впечатление на армянскую девочку. Она с нежностью посмотрела на меня и улыбнулась. Как и многие опытные шлюхи, она сохранила огромный запас сентиментальности.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещала она. – Но не разбивай себе сердце, Макс. Ни одна из нас этого не стоит.

У меня на кончике языка уже вертелось, что мою Эсме нельзя сравнивать с такими, как она, но подобный ответ прозвучал бы невежливо. Я поднялся на ноги и едва не упал снова:

– Не могу удержаться…

Я изо всех сил старался вспомнить, что следовало делать теперь. После некоторых усилий на ум пришли миссис Корнелиус и баронесса фон Рюкстуль. Но в тот момент все прочие женщины не имели никакого значения. Я попытался вспомнить, что они мне говорили, но так и не смог. Я должен был вернуться в отель, но, выйдя из кафе, забылся и прошел мимо остановки трамвая. Потом я блуждал вокруг Гранд рю, затем двигался к Галате по маленьким страшным переулкам, где мне преграждало путь развешанное на веревках белье и странный густой аромат табака доносился из заведений, располагавшихся в подвалах. Повсюду носились собаки, сжимавшие в зубах бесформенные куски падали; младенцы вопили от горя, потому что родились в таком кошмарном месте, мужчины и женщины обменивались громкими оскорблениями; собаки отрывались от своей отвратительной еды, рыча и лая на всех подряд. Я споткнулся о какой-то булыжник и ушиб колено. В переулках было очень мало света, за исключением того, который проникал сквозь решетки на окнах или сквозь дыры в занавесках. Желтый керосиновый фонарь горел в кондитерской лавке, где закутанные в чадры женщины собирались, чтобы купить сладости, свою единственную радость. В это время их мужья нарушали заповеди ислама и искали утешения в винных погребках или играли в трик-трак за грязными столами в кафе. Я миновал по крайней мере два кладбища (Стамбул называли городом кладбищ) и почти случайно, завидев далекие недосягаемые огни Перы, оказался у католического собора. Это было обыкновенное, псевдоготическое здание, построенное в английском стиле, – точно такое же можно было бы обнаружить в Уэртинге или Фулхэме. Я не мог отличить одну улицу от другой. Церковь опустела. Вокруг не оказалось никого, у кого я мог бы узнать дорогу. Поблизости еще работали некоторые кафе и бары, их заполонила обычная публика. Я знал, что было бы неблагоразумно приближаться к этим людям.