— Именно! — улыбнулся Алексей. — И мы, в свою очередь, сделаем все возможное, чтобы наш первый и чего уж греха таить, неказистый «Утенок» со временем превратился в прекрасного лебедя, рожденного для покорения неба.
— А к вам, несравненная Наталья Аркадиевна, у нас будет одна небольшая, но важная просьба. — успевший сбегать к телегам Егор не только узнал у Никифора имя и отчество его матушки, но и прихватил привезенную с собой бутылку шампанского. — Согласно флотским традициям, у каждого спускаемого со стапеля корабля должна быть крестная мать. Сейчас же все мы стали свидетелями рождения нового воздушного судна для покорения небесного океана! Не окажете ли вы нам такую честь, и не согласитесь ли стать крестной матерью сего аэроплана и всего будущего нашего зарождающегося авиационного предприятия?
— Почту за честь, господа! — просияла мадам Федюнина, принимая в руки бутылку шампанского. Под хлопок пробки и счастливый вскрик дамы, сотни и тысячи капель игристого вина окропили центроплан и двигатель У-1, а над полем в воздух вновь полетели головные уборы.
Именно так, спустя многие десятилетия, описал в своих мемуарах день рождения русской авиации, доживающий последние годы древний старик. Но до того, как попасть на страницы рукописи, небольшому аэроплану и его создателям предстоял сложный и тернистый путь.
Стоило ли говорить, что после подобной наглядной презентации все потребные документы для покорения неба Европы были подготовлены без малейших проволочек? Единственное, кому-то предстояло остаться, что называется, на хозяйстве, потому за длинным франком и фунтом стерлингов смогли отправиться лишь двое. Жребий пал на Алексея с Михаилом, которые в компании Никифора Федюнина, благословленного отцом на поездку за границу не только для оказания помощи в оформлении солидно увеличившегося количества привилегий, но и в качестве переводчика, прибыли в Санкт-Петербург для дальнейшего отбытия на судне в Кале, лишь 5 мая. С ними же прибыл и надежно упакованный в солидных размеров деревянный ящик частично разобранный У-1. Сам же глава юридической конторы, провожая в дорогу ставших не просто клиентами, но и хорошими знакомыми авиаторов, пообещал лично контролировать процесс оформления в России тех привилегий, документы по которым уже были поданы, но при этом признавал, что на какие-либо результаты можно будет надеяться не ранее конца года.
Судно должно было выйти в путь лишь десятого числа и потому, потратив два дня на перевозку груза и оформление всех необходимых документов, они дали телеграммы в офис Дэйли Маил и в представительство Французского Аэроклуба, адреса которых были указаны в журнале. А поскольку ни в одном из свежих номеров «Воздухоплавателя», заказываемого Алексеем ежемесячно, не проскакивало информации о получении кем-либо назначенных призов, надежда утереть нос своим европейским коллегам крепла с каждым днем.
В ожидании же отбытия, впервые оказавшиеся в Санкт-Петербурге начала XX века, пришельцы из будущего предпочли провести время в многочисленных экскурсиях. Правда, в отличие от Никифора, который, убедившись, что в деле оформления привилегий никаких изменений не произошло, пропадал в театрах и музеях, Алексей с Михаилом посещали совсем другие учреждения. Точнее, даже не учреждения, а торговые представительства, что в их времена назывались автосалонами и чьи адреса они смогли обнаружить на страницах выкупленных номеров журнала «Автомобиль».
Однако, к их величайшему сожалению, уделить мало-мальское внимание кому-либо из них не оказалось никакой возможности. Во-первых, подобных представителей всевозможных марок, о которых они не имели никакого представления, насчитывалось едва ли не сотня. Во-вторых, держать в салоне хотя бы выставочный образец здесь было не принято. Слишком дорогим удовольствием являлись автомобили, так что зачастую производились они исключительно под заказ и даже такие гиганты автомобильной промышленности их современности как Рено, Пежо, Опель, Мерседес, Фиат в настоящее время производили от пары тысяч до нескольких сотен машин в год. Прочие же зачастую довольствовались от силы сотней, если не десятками вышедших из ворот их заводов автомобилей. Но на фоне производственных показателей русских автомобилестроителей, даже подобные, откровенно скромные, результаты смотрелись весьма солидными достижениями. Все же зачастую успех тех или иных производителей напрямую зависел от спроса на автомобили внутри его страны. А в случае России в этом направлении все выглядело весьма печально. Ни крестьяне, ни рабочие, составлявшие львиную долю населения страны, не могли себе позволить приобрести даже лошадь, что уж было говорить о куда более дорогих стальных конях. Представители же аристократии и зажиточного купечества, за редким исключением, предпочитали иметь в своих гаражах автомобили иностранного производства, так что отечественным производителям оставалось лишь надеяться на государственные заказы, которые не блистали объемами и постоянством. Так, являвшийся крупнейшим из российских автопроизводителей Фрезе за девять лет работы смог продать чуть более 200 автомобилей, часть которых являлись импортными шасси, для которых он изготавливал лишь кузова. Одним словом, ситуация с аэропланами грозила в точности повторить таковую с автомобилями, что и предстояло исправлять всеми доступными способами первым авиаторам Российской империи.
Лишь небольшой шторм, трепавший их судно два дня, да партии в шахматы, скрасили путь до французского побережья, где к назначенной дате их ожидали представители английской газеты и Французского Авиационного клуба, довольно оперативно ответившие на полученные из России послания. И если первые, совмещая приятное с полезным, оказались единственными представителями прессы, приветствовавшие с большой помпой отважных русских авиаторов на французской земле, то вторые не скрывали своего скепсиса насчет удачи данного мероприятия, вполне законно полагая законодателями моды в сфере авиаконструирования своих соотечественников. Все же Райты застряли на отработке своей старой конструкции, а вот во Франции только за прошлый год появились десятки новых оригинальных проектов, большей части которых, правда, так и не удалось подняться в воздух. Тем не менее, вступать в словесную полемику с представителями принимающей стороны никто не стал, пообещав лишь доказать все на деле.
Не теряя зря времени, всего за два дня после прибытия, в выделенном «русским выскочкам» ангаре Алексей с Михаилом полностью собрали свой самолет и даже провели короткий пробный вылет, мгновенно заставив замолкнуть всех скептиков. Все же не только внешний вид, но и продемонстрированные этим аэропланом возможности поразили не только простых обывателей, облепивших ограду войскового плаца, выделенного правительством по договоренности с авиационным клубом для полета, но и именитых авиаторов, примчавшихся в Кале, как только им сообщили о готовящемся перелете.
Все последующие дни то Алексей, то Михаил вынуждены были постоянно находиться непосредственно у аэроплана, свалив ночную вахту на Никифора, дабы оградить свое детище от всевозможных диверсий со стороны конкурентов и от промышленного шпионажа. Все же весь тот пакет привилегий, что Федюнины всей семьей готовили почти месяц, только-только был передан для оформления во Франции и при большом желании, особенно при лоббировании данного вопроса со стороны французского правительства, все эти документы могли неожиданно «потеряться» или «сгореть в пожаре». Потому то, как ни обижались собравшиеся в Кале французские летчики и авиаконструкторы, никого из них так и не допустили до аэроплана, за что едва ли не на следующий день в многочисленных газетах на Алексея с Михаилом пролилось целое ведро грязи. А вскоре нашлись храбрецы отважившиеся бросить русским вызов.
Слишком многие мечтали первыми перелететь Ла Манш на аэроплане дабы войти в историю аэронавтики наряду с Жаном Бланшаром, первым пересекшим канал на воздушном шаре. Но мало кто отваживался говорить о своих намерениях вслух. Лишь трое — Юбер Латам, Луи Блерио и граф Шарль де Ламберт изъявили желание составить в запланированном вылете конкуренцию прибывшим из России авиаторам. Причем, аэроплан первого еще даже не был завершен, и тому требовалось никак не менее пары недель на достройку, а третий и сам являлся подданным Российской империи, хоть это и нельзя было сказать по его имени. Тем не менее, граф де Ламберт являлся единственным ребенком русского генерал-адъютанта и наместника императора в Царстве Польском графа Карла Карловича де Ламберта. И хоть львиную долю своей жизни он провел во Франции, граф всегда считал себя русским. И именно он встал на защиту своих соотечественников, располагая для этого поистине солидными возможностями. Все же граф де Ламберт являлся не только весьма известным талантливым инженером и создателем судов на подводных крыльях, но также числился одним из основателей Французского аэроклуба.
И его авторитета, вкупе с появившейся в печати торжественным воззванием посла Российской империи во Франции, оказалось более чем достаточно, чтобы перевести направление газетных статей из обидно-обвинительного в конструктивное русло рассуждения о возможностях подобного полета и сравнения возможностей заявленных в вылет аэропланов.
Русскому У-1, чью конструкцию многие из опрошенных инженеров признали, несомненно, весьма прогрессивной, должны были противостоять одиннадцатая по счету и в отличие от предыдущих — весьма удачная модель аэроплана, созданная Луи Блерио уже не в гордом одиночестве, а в соавторстве с Раймондом Солнье, на которой тот еще зимой смог провести удачный полет протяженностью более 40 километров, четвертая по счету модификация творения Лававассера — «Антуанетт IV» и старенький, но отрабатываемый из года в год «Флайер» братьев Райт, на котором собирался выступать граф де Ламберт, являвшийся ко всему прочему учеником Уилберта Райта. И как подчеркивали многие — три из четырех аэроплана имели идентичную общую схему постройки — моноплан, приписываемую именно французской школе авиастроения в противовес бипланной схеме принятой в Америке и Англии. Да, общее направление конструкторской мысли у основных конкурентов планируемого полета было одинаковым. Но вот исполнение… Опутанные, словно паутиной, расчалками, с посредственно натянутой перкалевой обшивкой, не знавшей авиационного лака, а также имевшие общий вид выделанных на скорую руку прототипов, на фоне аккуратного У-1 французские машины смотрелись откровенно тускло, что не смог не подметить даже самый далекий от аэронавтики зритель. Впрочем, не смотря на снижение уровня первоначального накала страстей, в ежедневно появляющихся статьях между строк то и дело мелькала мысль о недопущении передачи пальмы первенства в деле покорения воздушного океана от французов кому бы то ни было.
Неудивительно, что в результате столь в некотором роде скандальной рекламы, ажиотаж вокруг перелета превзошел все ожидания. А уж общий размер ставок на тут же возникшем тотализаторе превысил немыслимые шесть миллионов франков. Сумма — астрономическая, на которую вполне можно было построить современный турбинный крейсер. Причем, больше всего народа поставили на то, что ни один из отважных авиаторов не достигнет Английского берега. Упустить такой шанс было бы настоящим преступлением, и уверенный в своем товарище и их общем творении Алексей поставил на победу тридцать тысяч рублей, предварительно обменяв их на франки, из тех денег, что менее года назад самым бандитским способом были экспроприированы из хранилища государственного банка в Нижнем Новгороде.
Однако ожидание будущих сверхприбылей, о которых друзья хоть и старались не думать раньше времени, но изредка все же грезили в своих мечтах, оказалось несколько омрачено выволочкой устроенной им Александром Ивановичем Нелидовым.
— И как же следует это все понимать, господа? — стоило закрыться двери ангара «мило» поинтересовался действительный тайный советник. — Почему о том факте, что мои соотечественники осуществляют первый в мире перелет на аэроплане через Ла Манш я совершенно случайно узнаю из французских газет, а не по дипломатической почте или хотя бы телеграфу как минимум за месяц до всего этого предприятия! Вы хоть представляете себе, в какое неловкое положение поставили меня своим своеволием!? Меня же буквально засыпали вопросами, как о вас, так и о развитии аэронавтики в России! И что мне нужно было отвечать, коли я совершенно ничего не смыслю в этом новомодном веянии!? Скажите спасибо, что у меня десятки лет опыта службы в дипломатической канцелярии, и я смог не уронить чести Империи! Но, Боже, какой бред мне иногда приходилось нести! И будьте уверены, господа, весь тот бред, что я был вынужден озвучить по вашей милости, вы будете подтверждать слово в слово, каким бы безумным он ни казался. — обвинительно выставив палец в сторону синхронно сглотнувших авиаторов, приступил к настоящему деловому разговору примчавшийся в Кале посол Российской империи.
— Мы же простые люди, Александр Иванович. Уж простите, не знаю, в каком чине вы состоите. — переглянувшись с Михаилом, первым взял ответное слово Александр. С послом они оказались представлены друг другу буквально пол часа назад, но поговорить по-настоящему, а не на развлечение толпы и журналистов, смогли только уединившись в ангаре. — Откуда нам было знать про такие тонкости? Мы ведь и за пределы Российской империи никогда прежде не выезжали.
— Можно просто по имени отчеству. — отмахнулся Нелидов. — Но где же вы получили образование, оказавшееся достаточным для постройки сего агрегата?
— Да какое там образование. — повторил жест собеседника Алексей. — Всю жизнь рабочими по заводам да мануфактурам промаялись. Как отцы наши, а до них деды. Так что высшего образования мы не имеем.
ebooksa