Люди устали, хотели пить, но никто, думаю, даже мысленно не возразил против такого приказа. Всем все понятно. В том числе и тем, кто ничего не смыслит в военном деле и тварях, — ведь они с детства выслушивали рассказы о погани и встречаться с ней не желали не только на открытой местности, но и вообще где бы то ни было.
Норп на бегу хохотнул и хрипло выдал:
— Лотто, а зря мы тебя ругали за тот поход среди болот. Твари, говорят, не любят лезть в воду, мы бы сейчас могли там спрятаться, не уйди в холмы.
— И потонули бы в грязи, — буркнул пират.
— А если и не так, мелкая вода их не очень-то останавливает, — добавил я.
Где-то вдалеке, позади нас, со стороны тех самых болот донесся неописуемый звук, что-то среднее между звонким кваканьем лягушки, визгом кота, которому на хвост наступил самый толстый в мире слон, и чем-то совсем уж берущим за нервы, будто кто-то скрипит ногтем по доске.
Лотто обернулся через плечо, добавил:
— Нет, хорошо, что мы оттуда ушли. Не дали бы нам там потонуть.
Я на бегу лихорадочно посматривал по сторонам, надеясь найти хоть какой-то намек на убежище, которое можно своими силами попытаться защищать до рассвета. Но в этих проклятых холмах даже скал не видать, камни — и то редкость. А тварь визжала не зря: она вышла на след.
Почти не сомневаюсь — на наш след.
Очередной поворот дороги. Дальше она ныряет вниз, а затем долго поднимается до вершины пологой гряды, на южной оконечности которой можно разглядеть поселение. Оно не брошено: в опускающихся сумерках еще можно различить струйки дыма от очагов или печей, и прекрасно видны огоньки факелов. Наверняка они в руках караульных, вышедших на стены.
— Деревня! Я же говорил! — обрадовался Лотто.
Рано обрадовался — до нее еще не один километр, а твари уже рядом.
Вновь тот же крик, уже гораздо ближе, и тут же целый взрыв самых разнообразных воплей, и среди них ни одного приятного на слух. Трудно сказать, сколько до их источника, но, учитывая, с какой скоростью могут передвигаться некоторые твари, через несколько минут мы познакомимся с первыми из них.
Или даже раньше. На это намекнула Белоснежка: вспорхнув с плеча Нью, она ушла в высоту, не переставая при этом противно орать.
Тварям не нужна была дорога. Им глубоко наплевать на едкую почву и острые колючки. Их черной коже все нипочем, даже металлическому оружию не так просто с ней совладать. Они мчались прямо по склону холма, спускаясь к нам. Их отлично можно было бы разглядеть даже в темноте на фоне неба, но сейчас и без этого прекрасно видно каждую деталь: ведь солнце хоть и скрылось, света еще хватало.
Бакайцы называли этих отродий тьмы гарпами, и я тоже привык к этому термину. Хотя в книге Конфидуса были и другие прозвища: адский прыгун, тоттель, ратимашан. Почему-то, несмотря на общность языка, в разных регионах люди давали тварям разные имена. Встречается много разновидностей, иногда весьма заметно друг от друга отличающихся, но у всех имелись три общие черты: пусть химерическая, но антропоморфность, длинные задние конечности, выгнутые назад, что придавало уродцам сходство с кузнечиками, и потрясающая скорость бега, позволяющая им легко обгонять менее шустрых сородичей.
Вот и сейчас четверка гарпов далеко обогнала остальные силы и, не сбавляя скорости, летела на нас, видимо решив, что перед ними кучка перепуганных крестьян, которых можно порвать без серьезного сопротивления.
В чем-то они и впрямь были правы — ведь большая часть невольников раньше была обычными крестьянами, в рабство попав при набегах демов. Но среди них имелись отдельные представители и другой публики. Той, которая не дружит с плугом, вилами и навозом, зато прекрасно знает, с какой силой и скоростью надо наносить удар пикой, чтобы пронзить зарвавшуюся тварь чуть ли не насквозь.
Норп, не останавливаясь, глотая звуки из-за сбившегося при разговоре дыхания, как бы ни к кому не обращаясь, произнес: