Муос

Родионов предложил дождаться рассвета, так как сориентироваться в темноте было сложно. Покружив, он нашел подходящее место для посадки. Дехтер, чтобы ободрить бойцов, в крепких выражениях охарактеризовал неизвестную доселе форму жизни, встретившуюся им, раздал паек и приказал всем спать до утра.

Утром Игоря разбудили тоскливые восклицания Бульбаша, который разглядывал город за окном. Бульбаш был белорусом и прозвище свое получил из-за каких-то забытых ассоциаций с родной страной или родным городом. В Москву он приехал со школьной экскурсией, десятилетним мальчиком. Когда начали рваться бомбы, он отстал от своего класса и заблудился в переходах метро. Одноклассников и учителей он больше никогда не видел. Вырос мальчик в Полисе. Незлобный характер и физическая сила помогли ему выжить и даже найти приемных родителей. В 18 лет он пошел в спецназ Полиса. Его пригласили в миссию как «коренного» минчанина.

Вертолет поднялся в воздух и сделал несколько кругов над северо-восточной частью Минска прежде, чем Бульбаш начал узнавать его районы. Он был ошеломлен видом родного города. Воспоминания об оставшихся здесь родителях и сестренке не давали сосредоточиться. Да и почти все возможные ориентиры были разрушены. Наконец он различил широкую полосу, поросшую кустарником, уходящую в нужном направлении. Это и была некогда главная артерия белорусской столицы, проспект Франциска Скорины. Пролетев десяток километров южнее, они увидели еще одну широкую разрушенную улицу.

— Вот это, думаю, Партизанский проспект. Нам туда, — произнес Бульбаш.

Полетели вдоль Партизанского в направлении центра города. Впереди возвышалась чудом уцелевшая вышка сотовой связи. Пожалуй, это была единственная вышка в Минске, которая выстояла. Большинство из них находились на крышах, поэтому рухнули вместе с домами. Опустились метрах в трехстах от вышки, на относительно свободную площадку среди руин жилых домов. Дехтер хотел было спросить кое-что у Ментала, но последний, не открывая глаз, сам ответил на еще не заданный вопрос:

— Этот город враждебен нам. Кругом опасность. Но в радиусе ста метров от вертолета и на вышке я никакой опасности не чувствую.

Дехтер резко спросил:

— Что значит «не чувствую»? Опасности нет или ты ее не улавливаешь?

— Не чувствую — значит не чувствую. Если что-то почувствую, я сразу сообщу.

Так и не открыв глаз, Ментал демонстративно отвернулся, дав понять, что разговор окончен.

Десять спецназовцев попарно выпрыгнули из вертолета. Радист был в паре с Дехтером. Как только он оказался вне вертолета, Игоря пробрала дрожь. Не от холода. Скрытая угроза исходила отовсюду. Сквозь резину противогаза был слышен шелест листьев, хотя ветра почти не было. Ему казалось, что сама природа шепчет: «Уходи отсюда, ты здесь — чужой. Уходи, пока жив». Где-то вдалеке раздался вопль то ли неведомого животного, то ли обезумевшего человека. На вопль с другой стороны отозвался какой-то хриплый стон. Радист остановился в нерешительности, но Дехтер уже двигался короткими перебежками, и Радист, пересилив себя, побежал за ним.

До вышки добрались минут за десять. Ржавое облупленное сооружение гордо возвышалось среди руин. Спецназовцы взяли вышку в кольцо. Радист тоже хотел занять свое место в круге, но Дехтер тронул его за плечо и показал пальцем вверх, а потом ткнул пальцем в грудь себя и Радиста. Кудрявцев опешил. Ему лезть наверх?! Нет, только не это. Но, глянув на Дехтера, он вспомнил, что разбираться в передатчике — это его задача. Игорь полез по непрочным металлическим ступеням-перекладинам вслед за командиром, стараясь не смотреть вниз. От высоты его мутило. К счастью, уже на десятиметровой высоте они достигли площадки, на которой была установлена будка.

Дехтер крепче сжал автомат. У будки, откинувшись спиной к двери, сидел человек в противогазе и противорадиационном костюме. Капитан включил надствольный фонарь и посветил. Увидев что-то сквозь окуляр противогаза, он опустил автомат и сорвал с незнакомца маску. Это оказался почти скелет. Остатки длинных светлых волос на черепе подсказывали, что, вероятнее всего, погибшим была женщина или девушка.

Дехтер нагнулся над телом, проверяя, не заминировано ли оно, после чего оттащил его от двери. Радист увидел на ржавой двери нацарапанную надпись: «Код 345». Дверь была заперта на навесной замок. Покрутив колесики цифрового замка и про себя удивившись наивности такой меры защиты, Игорь дернул дужку, и замок открылся. Радист потянулся к ручке, намереваясь открыть дверь, но тут же получил жесткий удар по предплечью.

Дехтер, грубо схватив его, отодвинул паренька на край площадки. Командир снял с ремня моток бечевы, размотал его и привязал к ручке двери, жестом приказав остальным спуститься по лестнице. Когда они опустились ниже уровня площадки, Дехтер дернул за бечеву и дверь со скрипом открылась. Взрыва или выстрелов не последовало, и уновцы вновь поднялись на площадку.

Будка была маленькой — в ней едва мог поместиться один человек. Она закрывалась толстой дверью. Видимо, когда-то здесь находилось сложное оборудование. Сейчас на полу стоял увесистый ящик-рюкзак — очевидно, тот самый передатчик, который посылал сообщение. От него через отверстие вверх подымалось несколько кабелей. На ящике лежала пара листов бумаги и карта города. Пока Дехтер подозрительно осматривал помещение, Радист взял в руки письмо, написанное аккуратным, явно женским почерком.

«Я — Галина Коржаковская. Если вы читаете это письмо — значит, моя миссия была успешной. Я один из жителей Минского метро, в прошлом — учитель английского и немецкого языков. Мой голос вы слышали, когда приняли радиопередачу.

Во время Последней Мировой войны около ста тысяч жителей Минска смогли укрыться под землей. Через пять лет нас осталось около десяти тысяч. У нас недостаточно еды, почти нет медикаментов. Мы погибаем от радиации, мутантов, ранее неведомых болезней, голода. Единственной надеждой на спасение является помощь извне. Мы верим, что где-то есть не разрушенные, не зараженные радиацией города, и люди смогут нам помочь. Этот передатчик собран нашими специалистами, он работает от солнечных батарей. Я и еще шесть моих товарищей вышли на поверхность, чтобы доставить его сюда. Дошла только я. Вернуться назад одна я не смогу.

Надеюсь, что кто-то услышит меня и, возможно, успеет прийти. Пока еще у меня есть вода и пища, но я готова к худшему. Прошу вас помочь моему народу. Спуститесь в метро (карта прилагается). Возможно, некоторые станции к моменту вашего прихода окажутся уже не жилыми, поэтому, если вы не встретите людей сразу, не останавливайтесь, идите дальше. И обязательно дайте знать о своем приходе всем станциям, что бы вам ни говорили. Минское метро не едино — помните об этом. Но все жители имеют право узнать, что у них есть шанс на спасение. Все вправе рассчитывать на помощь».

Ниже неуверенным почерком было дописано: