Муос

Пока москвичи протискивались в центр станции, они слышали вокруг:

— Бог услышал наши молитвы…

— Вот это мужики, вот это молодцы, это ж надо — с Москвы по туннелям добраться…

— Да дурень ты, по каким туннелям, они на ракете прилетели или как ангелы, по воздуху…

— Теперь кранты и Америке, и ленточникам, и диггерам… Они нас поведут вперед…

— Да чё ленточники — этим бойцам и мутанты с поверхности не страшны, и радиация их не берет — смотри какие здоровенные.

Тем временем москвичи протиснулись к ратуше. Это было выложенное из кирпича сооружение в центре платформы, где располагалась местная администрация.

Светлана спросила у Степана:

— А как дед Талаш?

— Да слабый он стал совсем. Уже почти не ходит. Бодрится, конечно, дед, но долго ли еще протянет? Хотели докторов из Центра привезти, заплатить же им не жалко, сама знаешь… Но Талаш слышать не хочет, говорит, что негоже на деда средства тратить, когда молодые голодают. Говорит, что ему, мол, уже и так давно помирать пора. Последнее время снова в Верхний Лагерь проситься стал…

Радист, который в это время оказался рядом, спросил у Светланы:

— А кто это — Талаш?

— Он… как вам сказать… старейшина всех партизанских лагерей. Он поднял восстание против Америки, освободил народ. Благодаря мудрости Талаша и молитвам отца Тихона мы и живы еще.

Радист решил не вдаваться в подробности и вопрос про Америку отложить на другой раз. Лишь спросил:

— А Талаш — это имя или фамилия?

— Ни то, ни другое. Наверное, вы не знаете — был такой герой у белорусского народа — еще во времена Гражданской войны. У нашего деда много общего с ним. Так и прозвали.

Дехтер и Расанов за Светланой и главой местного Минобороны Степаном поднялись на верх будки, называемой «ратуша». В небольшом чистом помещении за столом сидел высокий худой старик, которого здесь называли дедом Талашом. Даже в Московском метро они не встречали столь старого человека. Ему было, наверное, около ста лет. Дед был сутул, лыс и без бороды. Голова у него тряслась, а глаза были закрыты. Легендарный партизан никак не прореагировал на приход посетителей. На первый взгляд он мог показаться слабоумным. Однако Степан с нескрываемым благоговением, приглушенным голосом обратился к нему:

— Николай Нестерович, посланцы из Москвы, о которых дозорный сообщил с четвертого поста. С ними Светлана — посол с Первомайской. Она письмо от Кирилла Батуры принесла.

Спустя несколько секунд дед Талаш открыл глаза и посмотрел на вошедших. От взгляда старика впечатление о его неадекватности бесследно исчезло. Глаза Талаша были светлы и проницательны. С полминуты он изучал лицо Расанова и маску Дехтера, потом живым довольно высоким голосом сказал:

— Да ходзьце сюды, хлопцы, сядайце.[4]