Хроники Шеридана

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что мы, глупые? – обиделась Рио. – Мы даже не курим ещё!

– Ещё? – он невесело улыбнулся.

– Ну, я хотела сказать… – тут она запуталась, и подумал про себя: «Кстати, а почему?..» Священник точно почуял неладное и погрозил ей длинным тонким пальцем. Рио отвела глаза. – И всё-таки, – спохватилась она, – это было на самом деле! Было!.. И там кто-то шептал всё время – что-то про тени и про солнечный свет…

Если бы она в тот момент всмотрелась в лицо своего собеседника, то поразилась бы перемене, которая произошла с ним. Но Рио смотрела вдаль, где над излучиной реки темнел лес, а над лесом – серебрился рожок юного месяца.

– Тебе показалось… – ласково повторил он, и положил руку ей на голову.

Он говорил что-то ещё, его голос журчал, точно ручеек по камешкам, проникая все глубже, глубже и глубже в её сознание, завораживая, усыпляя… Глаза ребенка закатились, тело одеревенело. Рио стояла теперь перед ним, неестественно замерев и вытянувшись, напряжённая точно струна. Священник срезал едва распустившуюся розу и, осторожно вложив стебель цветка в её безвольную руку, легонько сжал ей пальцы.

– Ай!.. – вскрикнула она, очнувшись. – Какая колючая!

– Красивая… – поправил он тихо.

Срезав ещё несколько цветов, он протянул их девочке.

– Спасибо!

Рио поглядела на розы, потом на зеленеющую под ногами Долину. Далеко на западе плыли к закату сиреневые облака, подсвеченные понизу красноватым. Солнце почти скрылось. Потянуло прохладой. Запели сверчки, от реки доносилось лягушачье кваканье…

– Мне пора…

Священник провожал взглядом маленькую тёмную фигурку, пока она не достигла городских садов. Потом постоял немного, глядя на вечереющее небо. Его лоб прорезала новая морщинка: Зелёная Долина далеко не всегда была тихим и прекрасным местом. Только мало кто теперь помнил об этом. И мысли унесли его в далекое прошлое…

***

…Он летел, наслаждаясь неохватностью и покоем небесного простора. Внизу рваным пушистым ковром плыли подгоняемые ветром облака. Они скрывали собою горы и долины, курчавые девственные леса и политые людским потом крохотные лоскутки полей, редкие города, окружённые толстыми стенами, серебряные сабли рек и синие пятна озер… Там, внизу, было пасмурно, а здесь над облаками – ослепительно сияло солнце, и ему совсем не хотелось спускаться ниже – в хмурый день, пропитанный влагой дождя и мирскими заботами, бессмысленными и пустыми, как казалось ему с высоты…

В облаках стали чаще просветы, и вскоре бескрайняя водная гладь слилась у горизонта с небесным сводом. Он нашел взглядом маленький остров – светлую родинку на мерно вздымающейся груди океана – конечную цель своего странствия и, возможно, последнее своё пристанище.

Рожденный подземным вулканом, островок не успел ещё зарасти зеленью – он был совсем юным, но пролетающие птицы уже полюбили его песчаные пляжи. А какие закаты рождало новому ребенку Земли уходящее солнце!.. А как ласковы были с ним волны!.. И тысячи его белых песчинок ночами гляделись в бездонную высь, мечтая когда-нибудь тоже стать звёздами.

Только напрасно всё – между островком и небом несокрушимой преградой встала Башня. Так похожая на песочный замок, что любят строить дети у кромки воды, она упиралась своим острием прямо в небеса, бросая им вызов, – такая же гордая, одинокая и самонадеянная, как и её создатель. Ей предстояло стать приговором – острову, небу, тем двенадцати, что слетались к ней сейчас, – приговором всему сущему. И началом нового…

Он опустился на песок, поднялся по ступеням и коснулся рукой прозрачного диска, висевшего на стене у высокой арки, служившей входом: чужой не смог бы попасть внутрь – диск и арка были связаны заклятьем.

Внутри Башня представляла собой огромный полый конус, абсолютно пустой – никаких этажей или перекрытий – только узкая винтовая лестница, идущая вверх по кругу вдоль стены – до самой вершины. Шум прибоя, крики чаек… На каменном полу – лужицы, пятна гниющих водорослей. Он заметил нескольких крабов: вороватыми перебежками они двигались в поисках выхода, – видимо, вода схлынула отсюда совсем недавно. У него вдруг возникло ощущение, что он вернулся домой… Только некому зарезать ягнёнка в честь его возвращения – и более того: агнцем должен стать он сам.