– Я уже помогла. Уже сказала, где может прятаться Травник, что же еще? И на самом деле я не ненавижу Шамана. Он не хотел нам зла, никому не хотел. Наверное.
– Тогда расскажи. Что еще ты про него знаешь?
– Шаман собирался исследовать Лес и надеялся, что краевцы помогут ему. Старейшины считали, что своими рассказами он смущает людей. Вселяет в них… отступнические мысли.
– Говори дальше. Все, что можешь вспомнить.
– Он был умный. Хорошо разбирался в лесных аномалиях, много знал и интересно рассказывал. В том числе о том, что где-то в глубине Леса скрыта его главная тайна, что туда обязательно нужно дойти и что можно создать особые вещества, которые позволят человеку сделать это. Углубиться в Лес на сотни километров, а не ходить по нему так, как умеют некоторые из краевцев – у границы и не очень долго.
– То есть он считал, что где-то в Лесу есть ключ ко всему происходящему?
– Да, наверное, так. Было такое впечатление, что он не просто надеется на это, а уверен. Будто твой отец знал нечто, чего не знал больше никто. Старейшины спорили с ним, поначалу мирно. Они ведь считают, что Лес непознаваем, он – душа Бога, которая окутала Землю. Наши старейшины – люди веры, а твой отец – человек науки. Они никогда не смогли бы договориться. Но простые краевцы относились к нему хорошо. Он интересно рассказывал. Умел увлечь. Тогда старейшины попытались его выпроводить, сначала мягко, потом все настойчивее. Но Шаман стал уже популярен среди поселян, им надо было действовать хитро, и они договорились с Палачом, чтобы тот ночью убил Шамана. Это была идея Птахи, кажется, он убедил остальных, что другого выхода нет. Но в последний момент Шамана о покушении предупредил Травник, единственный из старейшин, принявший его идеологию.
– И потом… Что это там? – я подался вперед, вглядываясь.
Теперь было видно, что ворота Чума раскрыты и на земляной насыпи перед ними стоит несколько машин. Причем не самых обычных для наших мест машин. Среди них была большая черная тачка – вся какая-то квадратная, угловатая, я таких раньше не видел, и еще пара тягачей с цистернами, и несколько байков, кажется, с колясками. В цистернах возят горючий газ из Чума? Но черный военный джип – это еще что за удивительная махина…
– Сворачивай! – вдруг сказала Катя. – Сворачивай, иначе нас увидят!
Я резко повернул, и грузовик, покинув дорогу, затрясся на ухабах. Из кузова донеслись стук, ругань. В кабину сунулся Калуга:
– Брателло, ты… А, тринадцать гребаных мутантов, это кто такие?
– Это машина Чумака! – Катя повернулась, встав коленями на сидушку, выглянула в боковое окно. Теперь холм был с ее стороны от грузовика. – Он часто приезжает сюда вместе с газовым караваном. У него на кабине стоит большая труба, такой оптический прибор вроде телескопа, только слабее… Все, заметили! Стас!
– Я гоню, гоню, – ответил я. – Кто ж знал, что они там…
И тут мотор загорелся. Или не мотор, а какой-то другой узел в капоте. Пламя плеснулось из щелей, потом повалил дым. Гудение перешло в частый лязг, в капоте захрустел металл. Дым закрыл обзор, и я вдавил тормоз. Дернул рукоять передач, распахнул дверцу, подхватив стоящую под ней винтовку, боком вывалился из кабины и крикнул:
– Наружу все! Быстро!
Катя с Калугой выпрыгнули с другой стороны, она закричала: «Зоря! Зоря, вставай!» и побежала к задней части машины. Навстречу ей шел Лютик.
– Капец тачке? – осведомился он невозмутимо. – Че теперь, командир?
– Где девчонка… – начал я, но меня прервал крик Кати:
– У нее приступ! Помогите!