Княжна для викинга

22
18
20
22
24
26
28
30

Как и все его соотечественники, Кетиль любил проводить время в пирах. Чаще всего увеселения устраивались по случаю значимых событий. Долгожданное возвращение дружины из похода, рождение наследника, свадьба или кончина какого-либо знатного лица. На сей же раз празднование задумывалось исключительно в честь неожиданных, но дорогих гостей, привезших с собой веселье и множество даров.

Что, собственно, до самих прибывших, то они валились с ног от усталости. Но не осмеливались возражать хлебосольному хозяину. Хотя спать им хотелось больше, чем вкушать.

– Дорогой супруг, быть может, нам следует отложить застолье хотя бы до завтра? Или, может, и того дольше…А сегодня мы могли бы порадовать наших гостей теплыми покрывалами и сытным, но не слишком продолжительным ужином…– предложила королева. – После долгого пути им нужен отдых…

– Для мужчин отдых – это когда они дружной братией пируют за столом! – рявкнул Кетиль.

И все же королеве удалось уговорить своего супруга перенести торжество. Для праздника требовалось время на подготовку. Ведь обычно хоть мало-мальски пристойный пир длился не менее трех дней. И все это время праздновальщикам не разрешалось слишком надолго удаляться от места, где шло веселье. В таких условиях ближе к утру следующего дня даже неутомленные дорогой гости успевали погрузиться в сон прямо за столом. Правда, наспех восполнив силы, вскоре после пробуждения от удара чьего-то локтя вновь присоединялись к гулянью. Ведь крайне дурным тоном в этих краях считалось пировать скоро. Праздник можно было назвать удавшимся только в том случае, если гости пили и ели ночи напролет, прерываясь лишь на состязания и застольные песни. Но окажутся ли исполненными эти условия в данном случае?! Мореходы – люди выносливые и неприхотливые. И тем не менее не было никаких оснований полагать, что пир не сорвется. Утомленные путешествием, гости, должно быть, быстро повалятся под лавки от усталости, избытка чувств, и главное, крепких напитков.

Лишь после долгих уговоров Кетиль согласился дать отсрочку до следующего вечера. Вздохнувшие с облегчением путешественники радостно отправились следом за королевой в стряпную, где сонные поварихи уже разламывали хлеба, резали солонину и разливали пиво. При виде нехитрой, но невообразимо аппетитной еды, а также сдобных розовощеких кухарок, путешественники воодушевились, начиная жалеть, что пир откладывается. По мере насыщения воины становились бодрее и задорнее. И, кажется, с минуты на минуту были готовы пуститься в пляс. По крайней мере, шутки и прибаутки все еще срывались с их губ. Однако на самом деле это были лишь отдаленные зарницы, а не истые молнии. И терпеливая усталость все же одержала верх. Мореходы неизбежно запутывались в сетях сна. Веки их тяжелели, рты одолевала зевота. И в итоге все они были счастливы, когда им наконец предложили расположиться на ночлег.

– О твоих людях я позаботился, не тревожься, – Олег провожал Рёрика до покоев, которые Кетиль велел выделить своему «самому долгожданному гостю».

– Благодарю за людей. Этот дом – единственное место, где я могу ни о чем не тревожиться, – Рёрик не солгал. Его доверие семье Кетиля было велико.

– Хочешь, я приведу тебе какую-нибудь женщину? Чтобы крепче спалось?! – предложил Олег.

– Ты очень заботлив. Но боюсь, мне сегодня не до того…– отшутился Рёрик.

А когда, наконец, остался один и закрыл глаза, то единственное, о чем он подумал, была Вольна. Не принцесса, не царица. Но и не обычная женщина. Она огонь. Она бушующая буря. Страстная, строптивая и прекрасная. У них было мало времени для счастья. Но скоро он вернется домой. Вернется к ней.

Глава 2. Нареченная невеста

Умилу все чаще одолевала тревога. Медленно, но неотвратимо катилось к горизонту солнце подвластного ее воле Дорестадта. Некогда цветущий порт, многолетнее яблоко раздора между фризами и франками, теперь он уже не приковывал к себе внимания со стороны держав. Изначально город слыл центром торговли. Но в последнее время он мало занимал и купцов. Обмеление Ауд-Рейна, где расположилась сия защищенная от бурь гавань, делало судоходство все более затруднительным. И с каждым последующим годом Дорестадт лишь сильнее походил на суетливую, но бесполезную деревню. Бессчетные военные встряски скверно отразились на его облике. Здесь больше не имелось ни храмов, ни общественных заведений. Ничего, кроме рынка. Купцы, а вслед за ними – и ремесленники, неспеша перебирались под крыло более удачливых соперников несчастного Дорестадта – в Тил и Девентер. На старом месте оставались лишь мелкие кустари-горшечники, кожевники и кузнецы, чьи простые товары сбывались и на скромном торге.

Запустение. Единственное слово, которое звучало в ушах Умилы, когда она смотрела на гниющие причалы и брошенные доки. Утешало только то, что этот город не был для княгини чем-то особенным. Он ей не родина. И даже нелюбим ею. Это лишь одно из многих пристанищ, по коим ее водила жизнь.

Однако помимо беспокойств о судьбе вверенного ее заботам града, Умилу волновало приближающееся возвращение ее старшего сына Рёрика. Она давно и сильно скучала по своему ребенку. С того дня, как он покинул город. Но грядущая встреча может оказаться омрачена. Ведь ей предстоит сообщить ему неприятную новость…

Раздался стук в дверь. Умила отвлеклась от дум. В ее руках все еще блестела серебряная лунница – заколка Вольны, изогнутая полумесяцем. Оглядев украшение в последний раз, княгиня-мать небрежно бросила его в ларец, отодвинув последний в сторону.

– Войди! – скомандовала княгиня. И тотчас в горницу вошла молоденькая девушка. Казалось, пришелица чем-то взволнована: она нетерпеливо теребила в руках кончик ленты на косице. – А, Любава, это ты…– кивнула Умила гостье, жестом приглашая ту присесть.

– Я была на ярмарке, – начала Любава неуверенно. – Столько времени прошло. А люди только и говорят, что о ней…

– Надеюсь, они не сомневаются в том, что она была колдуньей, – Умила поморщилась, подернув плечами. До сих пор перед глазами стоит завораживающее виденье. На дворе еще по-зимнему холодный березозол месяц. Вольна захлебывается в ледяной воде, хватаясь за кромку обламывающегося льда. А вокруг нее в возбуждении гудит толпа. Храбрые непоседливые горожане…Они все думали, что эта женщина – злая чародейка. Потому и гнали красавицу босой до самой реки, закидывая камнями и проклятиями. Вот именно, Нег должен знать – это народ так решил. И она, Умила, не имеет к произошедшему отношения. Ведь выяснить, откуда появились слухи о колдовстве и кто натравил местный люд на строптивую избранницу Рёрика, сейчас уже невозможно…

– Они радуются, что она утонула. В том году был плохой урожай: люди думают, это из-за того, что сын Годслава привел в свой дом ведьму…– пояснила Любава, не сводя глаз с невозмутимого лица Умилы.