Свирель

— Что вы говорите?! — испугался я.

Она приложила платок к глазам и заплакала.

Все замелькало у меня в глазах.

— Не плачьте! — воскликнул я. — Сегодня плакать грех!

А у самого по обеим щекам струились слезы.

Она отерла платком глаза и насильно улыбнулась.

— Впрочем, это ничего, — сказала она. — Мы переедем в город и как-нибудь там проживем.

— На что же вы будете жить?

— Не знаю...

Мы дошли до моста, и я был рад, что мог прислониться к его перилам, так как ноги меня едва держали.

— А вам, отец Константин, — спросила она, — нельзя переехать с нами в город?

Я горько усмехнулся.

— Что я там буду делать? — ответил я. — Архиерей меня не переведет!

Она завертела платок в руках.

— Прощайте, Надежда Николаевна, — сказал я. — Мне уже пора!

— Подождите... — ответила она. — Одну минутку.

Она покраснела, опустила глаза и сказала:

— Константин Иванович, вы хороший человек, мы вас все любим и высоко ценим вас... Не бросайте нас одних! Без вас я буду совершенно одинока. Мне не с кем будет слова сказать. Я знаю, вы несчастны, и мне так бы хотелось сделать вас счастливым! Ракитский любит меня, но я за него не выйду никогда... А за вас...

Слезы не дали ей договорить, но я понял все, я понял то, что понимается с одного только намека, вздоха... Чувство необыкновенного счастья наполнило все мое существо. Все в природе переменилось для меня как-то сразу и получило новый смысл. Безотрадное детство, убогая молодость, которых нечем было помянуть, несчастная женитьба и пережитые страдания последних дней показались мне маленькими и ушедшими куда-то далеко, как переплывшему океан кораблю кажутся ничтожными волны реки. И передо мной открылась вдруг счастливая до сказочности жизнь, полная волшебных снов, жизнь, о которой я не смел даже и мечтать.

Но в это время раздался на колокольне звон. Это крестьяне-любители принялись за колокола. Я услышал его, этот звон, и он напомнил мне о том, кто был я и чем отличался от мирян. Благодать, почивающая на мне, наполнила мою душу сознанием долга, я сделал над собой усилие и, стараясь скрыть свое волнение, ласково и шутливо ей ответил: