Свирель

Затем оба молча сидели за столом. Ей ужасно хотелось рассказать ему, где она была, что видела, как бедно живет ее брат, и попросить отца простить его и позволить ему переехать в их большой дом, в котором было столько пустых комнат, но она знала, к чему это поведет, и не поднимала об этом разговора. После чая генерал закурил сигару, пошел к себе в спальню и лег. Поняв, в чем дело, лакей на цыпочках прошел через столовую в кабинет и стал говорить по телефону с врачом.

Пришли штабс-капитан Березин с сестрой, ласковые, надушенные, веселые. Наташа любила, когда они приходили. Лишившись матери с детства, она не имела около себя близких людей, и ей казалось, что ближе Березиных для нее не было никого. С ними она ходила в театр и в городской сад, и если бы не они, то ей пришлось бы безвыходно сидеть дома.

— Ну, живо, живо!.. — заговорил Березин. — Идемте в сад! А то будет поздно!..

Она не решалась, так как заболел отец, но Березины настаивали, да и ей самой очень хотелось. Она вошла к отцу. Он лежал на диване, курил, но по выражению его лица она поняла, что ему было очень нехорошо.

— Папа, я пойду в сад... — сказала она. — Можно?

— Ах, да иди, пожалуйста!.. — ответил он с сердцем. — Точно я ее никогда не пускаю!

Она вышла к Березиным, и после этого ответа у нее уже вовсе не было охоты идти. Она знала, что теперь всю ночь ей придется просидеть около отца, ставить ему припарки и слушать его стоны. Несмотря на то что в доме было многоприслуги, генерал любил, чтобы во время припадков печени за ним ухаживала его дочь, и не допускал к себе никого.

— Идите, господа, одни... — сказала она. Папа болен... Мне неудобно...

Но Березины ничего не хотели слушать и почти силою повели ее в сад.

Она шла рядом с штабс-капитаном и ей было приятно, что около нее шел этот изящный, умный офицер с такой могучей мускулатурой и в таком белом, точно фарфоровом, кителе. Впереди них, такая же изящная, шла ее подруга по гимназии Лиза, сестра штабс-капитана. Когда-то она была влюблена в брата Наташи, Николая, когда тот еще не уходил в народ, и это сблизило ее с Наташей. И теперь, когда они шли в сад и когда Наташа еще не могла отделаться от впечатления, которое вынесла от посещения брата, ей казалось странным, как это ее Николай мог так равнодушно отнестись к Лизе и предпочесть ей такую некрасивую женщину и почти старуху, как Анна Петровна.

«Вот и Жорж, вероятно, женится на такой же неинтересной, — подумала она про штабс-капитана. — Все мужчины одинаковы».

И эта мысль почему-то испугала ее. Ей хотелось плакать, она разнервничалась и всю дорогу молчала.

— А Наталья Сергеевна сегодня не в своей тарелке! — трунил над нею Жорж. — Интересно видеть ту муху, которая ее укусила.

Вот и городской сад. Сквозь решетку видны дорожки, посыпанные песком, и оттого, что они были политы, пахло свежестью, как это бывает от только что вымытых некрашеных полов. У главного входа, около самого тротуара, двое рабочих починяли газовый фонарь и копали ломом землю: один держал вертикально лом, а другой со всего размаха ударял по нему тяжелым молотом. Так и казалось, что вот-вот он промахнется и ударит молотом товарища по плечу.

— Это Николай Сергеевич! — сказала Лиза и покраснела.

Услышав свое имя, махавший молотком рабочий поднял голову, и лицо его радостно просияло. Это, действительно, был Николай. Он вылез из ямы, отер пот, крупными каплями выступивший у него на лбу, и подошел к сестре.

— Здравствуй, Наташа! — сказал он и поцеловал ее в губы. — Здравствуйте, господа!

Проходившие мимо люди оглядывались на них, и Наташе было неловко, что они могли иначе объяснить себе этот поцелуй ее с простым рабочим.

— А я была сегодня у тебя... — сказала Наташта.

—Знаю, знаю... — ответил Николай. — Ты только что ушла от нас, а я и пришел.