— Гы-и! Ребенок! — осклабилась Дуняшка. — Подкинул кто-то!
— Спаси и помилуй, царица небесная! — перекрестилась Марья Андреевна. — Этого еще недоставало! Куда же мы его денем?
Софья подошла к узлу и стала его разворачивать. Маленький красненький младенец лежал в нем и сосал себе кулачок. Все нагнулись над ним, стали рассматривать его, а он вынул кулачок изо рта, сморщил мордочку и чихнул три раза подряд.
— Будь здоров! — крикнула Дуняшка. — Расти большой! Софья умело взяла его на руки, осмотрела со всех сторон, передала его Марье Андреевне и стала рыться в его одежке.
— Здесь должна быть записка! — сказала она.— Где же она? — И, поднеся к огню лохмотья, увидела в них комочек бумаги. Она развернула его и прочла: — «Не крещена, восьми дней, простите христа ради».
— Что же ты теперь намерена с ним делать? — спросила Марья Андреевна. — Как нам поступить?
Софья прошлась по комнате и провела рукою по волосам,
— Да как поступить? — отвечала она. — Разумеется, надо оставить!
— Что ты, что ты, безумная? — в ужасе воскликнула Марья Андреевна.— Ты с ума сошла! Надо послать скорее за полицейским, а ты говоришь такие пустяки!
И она стала завертывать младенца в его лохмотья.
Софья взяла ребенка из рук матери и прижала его к себе.
— Ребенка подкинули нам, мама, и мы обязаны если не воспитать его, то по крайней мере хоть пристроить в хорошие руки. Нам оказано доверие, и ты не знаешь, какие мучения испытывает мать незаконного ребенка с формальностями даже в воспитательном доме! Ты видишь, он даже еще не крещен! Когда бросают щенка в канаву и он пищит, мы не можем пройти мимо него без сострадания и подбираем его. Зачем же отказывать в сострадании ребенку? Разве это хорошо?
— Да ведь тебя, глупую, с ребенком-то никто замуж не возьмет! — крикнула на нее мать. — Ведь это срам!
— Мама! — строго посмотрела на нее дочь. — Ты ли это говоришь?
— Да, я! — снова заговорила мать. — Я не хочу, чтобы ты губила свою жизнь! Достаточно твоих остриженных волос! Не все ведь знают, что ты была больна, и не для всех будет известно, что это подкидыш! Дай его сюда!
И она силою вырвала ребенка из рук Софьи.
— Успокойся, мама, — сказала ей дочь. — Мы покормим его месяца три-четыре, дадим ему немножко подрасти и пристроим его где-нибудь в деревне. Это надежнее, чем относить его в воспитательный дом. Довольно там мрет и своих!
И она накинула на себя платок, пальто и, хлопнув дверью, вышла из дому. Вскоре она вернулась с аппаратом Сокслета и с молоком и засуетилась около ребенка. Его помыли в корыте и, за неимением белья, обернули в полотенце. После купания он скоро заснул, а Марья Андреевна склонилась над ним и долго напевала ему песни, как в былое время над Сержем и Соней.
— Ах, беда, беда! — вздохнула она, отходя наконец от ребенка. — Одни не могут на детей надышаться, а другие подкидывают их, как щенят... Вот уж именно сахар и хлыст!
И ей вспомнилось, как, вернувшись из Москвы, Серж сказал ей, что теперь недостает только того, чтобы Софья обзавелась ребенком.