Атмосфера

Поленька вздохнула – а что сегодня еще что-нибудь готовить будем?

Прости меня, подруга моя дорогая. И зачем я тебе только, не понимаю, давно дала бы мне, нахалке от ворот поворот.

Погоди, ты это о чем? Мы вроде всегда неплохо ладили.

Ты еще скажи – дружили.

А что?

Да разве так дружат! Ты всегда для меня палочкой выручалочкой была. А я? Я хоть раз для тебя что-нибудь, ну хоть малость какую сделала?

Конечно, делала.

Нет, ты скажи.

Ну… наверняка, я просто сейчас не могу сразу вспомнить.

И не вспомнишь – ничего! Потому, что нечего. Вот и теперь примчалась я к тебе на ночь глядя. Ты сегодня свою смену у плиты уже отстояла. Так нет, я вытащила тебя из кресла, сломала единственный отдых, который ты себе позволяешь – телевизор и припахала назад к плите. А ведь у тебя сегодня вечерок и так неслабый был – с братом неприятность. До кабачков ли тебе? А ты мне – опять ни словечка. Прости меня, Полюшка, свинью неблагодарную. Позволь, я тебя сегодня раз в жизни успокою. Пусть ничего особо страшного в Феденькином хулиганстве нет, но я вижу – ты почему-то очень волнуешься. Так вот. Я клянусь тебе – ни с Федором, ни с его друзьями ничего не случится. Пусть лезут в любые неприятности. Вытащим. Загородим. Защитим. Ты слышишь меня? Ты мне веришь? Забудь, какой я всегда была безалаберной. Пришло время и я изменилась. Я не позволю никакому немцу обидеть твоего братика. Я буду рядом. И моя защита будет эффективной. Поверь. А теперь я, наконец, свалю и позволю тебе хоть немного отдохнуть. Только все помою.

После помывки Нелля подбежала к Поленьке, чмокнула ее в щеку и через секунду хлопнула входная дверь. Поленька не успела ее даже окликнуть. Да что же это такое сегодня творится – спросила сама у себя вконец расстроенная девушка.

* * *

Горожане уже несколько дней не видели Маньку с Митькой. Что особенно странно – они не являлись даже на рыночек за площадью магазинов. Что же они едят – то – думали люди – и где ночуют?

Городские же власти, конечно, знали где помещены городские скандалисты, так как являлись посредниками при их устройстве. Жили бомжи в не отапливаемом, в один кирпич помещении, бывшей подсобке на задворках Дома культуры. Заинтересованный в первую очередь в наведении порядка Крафт Сергей Оттович при их заселении обязался выдавать небольшую сумму денег на их пропитание. Продуктовый снабженец «Золотого» обязывался доставлять на эти деньги продукты, так как наличные в руки супругам давать – это тоже самое, что растворять их в спиртовой цистерне.

За эту благотворительность перед парочкой поставили ряд условий. Заведующий Дома культуры потребовал абсолютной тишины во время проживания и обещания жильцов тщательной уборки помещения перед отъездом. Крафт – ни одного митинга у его дома более (хитрая Манька была права – ее выступление хозяину категорически не понравилось). И милиция тоже сказала свое слово – ни капли спиртного в рот. За нарушение каждого правила парочку ждали высилки. Как лично пригрозил бомжам Ефимов – не пожалею ГСМ – вывезу километров на пятьдесят в чисто поле.

Первую неделю бомжи вели себя строго. Варились в собственном соку. Митька радовался покою и регулярно поступающей еде, но Манька скоро начала задыхаться в замкнутом пространстве. Ей требовался простор, кураж и благодарная публика.

Скоро слух о месте жительства бомжей по городу, разумеется, прошел и к бывшей подсобке Дома культуры потянулся народ. Кто-то поругался с женой, кому-то просто стало тоскливо, захотелось развеяться. Нашлись, и как всегда театральные эстеты. Народ быстро превратил небольшую комнатенку в клуб по интересам. Когда вместе собираются много народа, тихо это не получается никогда. Таким образом, первое из условий проживания скоро было нарушено. Но заведующий пока не вредничал и бучи не поднимал – поздний вечер – ночь – все-таки не рабочее время. Но бомжам визит нанес – если только… так сразу!

Мужики парочку не дразнили – рядом ни пили и уж, конечно, не приносили с собой. Но долго так продолжаться не могло. Неделя воздержания – для Маньки срок убийственный. И она использовала все свое мастерство и остаточное обаяние, что б заполучить заветную бутылочку. Да хоть стакан – молящее впивалась артистка в глаза очередного посетителя – а я бы, для тебя бы – да что хошь! Манька пробовала поиграть в любовь с каждым и конечно, как это всегда бывает, в одном слабину все-таки нашла. Неизвестно как она отблагодарила поставшика беленькой, и успела ли это сделать вообще, но когда пол-литра провались в ее ненасытном горле, на Маньку от долгого аскетизма посыпались с неба искры и она вошла в такой раж, что три здоровых мужика едва удерживали ее на месте. Митьке не досталось ни капельки, поэтому он в добавление к держащим рукам, трезвым голосом молил супружницу – Манечка, золотце, остынь. Куда ты рвесся? Ну выпила, нарушила, посиди тихонько. Нельзя ведь нам… Живем тут как у Христа за пазухой, на всем готовом. В кои времена такое везение!? Манечка, помилосердствуй! Больно ж не охота опять спать под дождем, а как морозы грянут? Вспомни, как ты в прошлом годе до самого лета кашляла – думал уж конец тебе, сердценько мое. Манечка, ну будь хорошей, присядь на табуреточку.

Манька сперва из рук рвалась. Орала – пусти, дурак и норовила нахлестать мужа по круглой лысине. Потом обмякла и позволила усадить себя на колченогий табурет. Еще полчаса понадобилось ей на усыпление внимания супруга и гостей дома. Когда компания увлеклась игрой в подкидного, Манька, сославшись на недомогания, улеглась на наваленное в углу тряпье, служившее супругам кроватью и накрылась старым тулупом. Еще минут двадцать мужики, особенно Митька с недоверием на нее поглядывали, но тут к супругам ввалились новые гости, создавая в небольшом помещении эффект трамвая в час пик и про неподвижно лежащую Маньку скоро забыли. Чем она не преминула воспользоваться – еще через несколько минут, никем не замеченная, успешно смылась.

Манька бежала по улицам, безудержно хохоча и подставляла ледяному влажному ветру свою непокорную головушку. Ноги сами принесли ее к дому немца и ей даже не пришлось откашливаться перед очередной изобличающей речью.