Ивану Петровичу было плохо. Сильно сушило горло, голова разрывалась от приступов острой мигрени, а руки тряслись как у припадочного. Вчера вечером, в четверг, со стороны леса к нему украдкой прокрался Валерий Степанович, бережно сжимая в мозолистых руках трехлитровую банку самогона, и предложил «бахнуть» в честь международного дня электросвязи, пока их не спалила его женушка, ласково называемая «старой каргой».
Петрович расплылся в довольной улыбке, и притащил закуски: с пяток яблок, пучок зелени и пару заплесневелых сосисок. Они весело чокнулись гранеными стаканами, наполненными белесой мутноватой жидкостью и молодецки, залпом опрокинули их.
Последующие события запечатлелось в его памяти короткими отрывками. Иван смутно помнил, как Валерий тряс его за грудки, что-то вопя и брызжа слюнями в лицо. Как он с топором в руках гонялся за визжащим, словно испуганный поросенок Степановичем. Как потом обнимал колени товарища в порыве пьяного раскаяния, заливаясь горючими слезами и покрывая рваные штанины с засохшими пятнами грязи слюнявыми поцелуями. Растроганный друг нежно трепал грубой мозолистой ладонью шишковатую лысину Петровича, кое-где ощетинившуюся редкими кустиками седых волос. Одновременно умилившийся собутыльник ласково щерился окровавленным ртом с сияющим свежим провалом между редких желто-серых зубов.
Пробуждение после пьянки было кошмарным. Ивана Петровича разбудил острый предмет, настойчиво скребущий по заросшему щетиной подбородку.
Открыв глаза, старый алкаш осознал, что он почему-то лежит в сарае с садовым инвентарем. Затем пенсионер увидел прямо перед лицом огромный черный ноготь на большом запыленном пальце, нагло вылезший сквозь прореху дырявого носка.
Пока немного охреневший Петрович недоуменно рассматривал ступню друга, спящий Степаныч в очередной раз дернул ногой, воткнув свое оружие в лицо собутыльника. Похожий на кривую турецкую саблю ноготь вонзился в щеку старого алкаша и проехался по ней, оставляя кровавую царапину.
Негодующий вопль Петровича снес петуха с забора, заставил Полкана жалобно заскулить и забиться в будку, и вызвал непроизвольное мочеиспускание у моментально проснувшегося и до смерти перепугавшегося Степаныча.
Сидящий на земле, матерящийся и озабоченно стирающий кровь с лица Иван, не сразу понял, почему резко намокли брюки, а в нос, кроме привычного аромата нестиранных носков ударил едкий, выбивающий слезы запах аммиака. И только опустив глаза, увидел расплывающуюся желтоватую лужицу у штанов. Ещё не до конца осознав произошедшее, старый алкаш перевел обалдевший взгляд на смущенно потупившегося Валерия.
Крики и вопли Петровича и Степаныча согнали к дому пенсионера всех соседей. Петрович яростно махал топором, стремясь сблизиться и поразить противника мощным ударом обуха. Степанович грамотно отбивался граблями, не подпуская разъяренного противника к себе.
Соседи отняли у гладиаторов оружие и развели по домам. Спустя три часа ополоснувшийся в тазике, переодевшийся в черную футболку и ватные штаны, и налепивший пластырь на поцарапанную рожу, Петрович нервно мялся во дворе. Похмелье адской болью разрывало голову и сушило голо, требуя живительной дозы спиртного. Но денег для похода в магазин к Верке у него не было.
«Можно было бы в долг пузырь попросить, но я ещё за прошлые две бутылки не рассчитался», — озадаченно поскреб заскорузлой пятерней затылок старый алкоголик.
Мозг пытался найти решение этой проблемы, но ничего путевого в голову не приходило. Горестно вздохнув, старик вернулся в дом, выпить очередную пару кружек воды.
Громкий стук в дверь, и злобный лай Полкана, заставили деда оторваться от живительной влаги.
— Кого ещё там черти принесли, — пробурчал Петрович, направляясь к высокому в человеческий рост забору. Прикрикнул на продолжавшего заливаться истеричным лаем кобеля, скинул защелку калитки и со скрипом отворил дверку. И чуть не сел прямо в пыль, изумленно вытаращив глаза. Перед ним стоял пластиковый ящик на четверть заполненный водкой.
«Здравствуй, белая горячка. Звездец, допился, млять», — Петровича затрясло.
Он закрыл глаза и с силой протер их кулаками, а потом опять открыл. Водка никуда не делась. Пенсионер, не веря своему счастью, осторожно дотронулся до ближайшей бутылки, ощутив пальцами прохладу стекла.
«Она настоящая», — по небритой щеке Ивана Петровича потекла счастливая слеза. Расчувствовавшись, старик приник губами к стеклу, с вожделением старого ловеласа, слюнявящего молодую любовницу.
Чуть придя в себя, пенсионер заметил бумажку, вставленную между бутылками. Дрожащими руками взял и развернул листок.
«Прости братан, это тебе», — прочитал, шевеля губами крупные печатные буквы.
«Степаныч, шельма, извиниться решил», — умилился Петрович.
ebooksa