Командир стрелковой роты,
Победивший всех и вся,
Ради русского народа
Не жалел в бою себя!
Как он выжил, сам не знает,
Говорит, что повезло
Ну а мы-то понимаем,
Выжил он смертям назло… (Крылатая пехота)
Бу-у-у-ум! Шары, сорвавшись, влетели в щит Марры, нагрузив его так, что он взорвался, отбросив ее в сторону.
Яростно посмотрев на меня, она застыла в воздухе, все быстрее и быстрее взмахивая крыльями. Резко усилился ветер, черное небо пошло всполохами молний. Задрожавший эфир полыхнул силой, и на меня обрушилось огромное давление, что опрокинуло мое тело на землю. Потом последовал еще один удар, и еще один. Она просто вбивала меня в грунт, не давая даже пошевелиться. Щит пошел трещинами, из легких как будто выбили весь воздух.
—Еще пара ударов и я труп, — отстраненно подумал я, вяло пытаясь отбиться от нее. А она, опустившись прямо на меня, принялась топтаться сверху, стараясь поглубже загнать в землю.
Находясь на грани обморока, я из последних сил создал земляную пику, что вонзилась в брюхо Марры, пробив его и войдя на полметра вглубь. Замерев, она зашаталась и рухнула рядом, принимая человеческое обличье. Изо рта у нее пошла кровь, тело стало трясти в судорогах. Приподнявшись над ней, я посмотрел на ее закатившиеся глаза и, решившись, пустил целительную энергию в ее тело. Почувствовав, что силы окончательно покинули меня, упал без сознания.
Очнулся я, судя по внутренним часам, минут через двадцать. Лежа на земле, я пытался понять, что же произошло. Марры рядом не было, да и местность вокруг была незнакомая. Видимо, в ходе боя нас куда-то в очередной раз занесло. Небо-то большое, а земля маленькая.
С кряхтением поднявшись, я огляделся и, не найдя ничего, что могло бы мне подсказать дорогу, потопал прямо. Вокруг был густой лес, и я мучительно пытался понять, куда я попал, и есть ли вообще подобный дремучий лес на территории Москвы. Лететь сил не было. И хоть эфир свободно вливался в меня, голова жутко болела, и я с этим ничего поделать пока не мог. Наверное, удары Марры пришлись не только по физической оболочке.
О драконице я особо не беспокоился. По-видимому, обиделась и свалила. Но я на нее не злился. Скорее, на себя. Зачем было орать на нее и срывать на ней свою злость? Хотя она тоже хороша! Не понимает, что семья для меня святое, и забывает, что не будет нас — не будет и ее. Мы — последние хранители знаний о Стихиях. И стоит нам погибнуть, она заснет так же, как когда-то остальные.
Не знаю, сколько я времени я провёл в пути — час, может, два. Уже давно стемнело, а я все шел, не разбирая дороги, практически на автомате передвигая ноги. Хоть я и чувствовал себя предельно хреново, но мысли заночевать в лесу у меня не возникло. Почему-то я вбил себе в голову, что мне надо идти. Вот я и двигался вперёд, абсолютно бездумно, стараясь только не наткнуться на деревья. Пару раз споткнувшись о корни, здорово ушиб ноги, но и это меня не остановило. В темноте я видел хорошо, да и уверенность, что я делаю все правильно, присутствовала. Только вот что правильно и зачем я это делаю? На эти вопросы ответов не было.
Подсознательно я стал замечать, что не просто двигаюсь, а как бы даю круг. Попытался скорректировать маршрут, но ничего не вышло, стоило отключить голову, как я возвращался на прежний путь.
—Интересно, кто ж меня кружить вздумал? — шевельнулась вялая мысль. Но даже сосредоточиться на ней сил не хватало, и я, оставив попытки сопротивляться, послушно поплелся туда, куда ноги вели. Приблизительно через час плутаний я все-таки вышел на большую поляну, в центре которой стояла избушка. Да-да, именно избушка! Не на курьих ножках, но чем-то таким веяло от нее, потусторонним, что ли. Низкая ограда, что окольцовывала ее, не была призвана защитить от чего-либо, а просто определяла границы двора.
Вокруг было тихо, не пели птицы, не дул ветерок, все как будто замерло.
Оглядевшись по сторонам, я пошел к домику, справедливо рассудив, что ночевать под крышей всяко лучше, чем на голой земле.