– Что вы? Уже надоело?
– Нет, не надоело, а так…
– Посидите еще… Эти гитаны после всей этой пошлятины дадут вам прямо художественное впечатление. Темперамент, техника, пластика, – все такое самобытное, огненное. Неужели это вас не интересует как художника хотя бы?
– Нет… Домой хочу…
– Ну, хорошо. Домой, так домой, – и Тунда потребовал счет.
Он отвез Сережу в Пасси и, прощаясь, сказал:
– Спите хорошенько! Завтра в десять я подниму вас с постели.
– Да… Пожалуйста…
Профессор, оставшись один с сонным шофером, не спешил сесть в такси. Мелькнула мысль: а не лучше ли взять юношу к себе?.. Хотя не показалось бы это ему навязчивым… Нет, пускай выспится, а завтра, завтра они проведут весь день вместе.
Утром, поднявшись на третий этаж винтовой лестницы, профессор постучал в дверь концом трости.
– Мосье Серж, вставать! Не откликается.
– О, какой же лентяй! Спит! Но я вас не оставлю в покое. – Профессор уже не стучал в дверь, а барабанил… И опять молчание.
Ушел разве? Быть не может. Тунда нагнулся к замочной скважине. Ключ внутри. Тунда похолодел, обвеянный злым предчувствием, но, желая обмануть самого себя и заглушить страх новыми ударами трости, он закричал срывающимся голосом:
– Да отзовитесь наконец! Что за глупые шутки!..
Но Сережа не отзывался. Холодные струйки озноба сменились у Тунды испариной, и седая шапка волос сразу стала вдруг влажной. Схватился за сердце и, отдышавшись, сбежал вниз искать консьержа.
Выломали дверь и, друг друга толкая, ворвались и тотчас же попятились. Ловицкий висел посредине комнаты на крючке, вбитом в потолок для газовой люстры. Висел в смокинге и с алой гвоздикой в петличке. Висел с почерневшим, искаженным лицом. Тело, то самое тело молодого геркулеса, которым вчера только восхищались король и Джунга, успело одеревенеть. Губы, которые минувшей ночью испанка пощекотала цветком, были сизо-багровые, и такой же сизо-багровый кончик языка.
Консьерж, недовольный, – эти русские вечно устроят какую-нибудь гадость, – побежал телефонировать в полицейский комиссариат.
Тунда, отвернувшись в уголок, всхлипывал, закрыв лицо руками.
26. Две смерти
Всегда в таких случаях добрые, чуткие люди впадают в самобичевание. Тунда терзался, обвиняя только себя.