Аффект

Если бог существует – во что конечно я не верю, но все же, если он и есть, то он наверняка изрядно забавляется, наблюдая бессмысленную суету своих чад.

Тем не менее, мы с Брайном приехали на похороны Макса и Элизабет Эвансов.

Мне хотелось посмотреть на родных покойных и их друзей, собравшихся по такому случаю вместе, понаблюдать за ними, проанализировать свои наблюдения и вынести суждение.

Сенатор стоял на отпевании мрачный, с сухими глазами. Позади, помещалась его тень по имени Бен Паркер. Рядом с Паркером были его сын Ник и судя о всему невестка.

Дядя и тётя Макса оказались довольно молодыми, приятными с виду людьми. Я знала, что они – преуспевающие фермеры, недавно открывшие собственную небольшую фирму.

Ник Паркер стоял, понурив голову и полузакрыв глаза. Он являл собою копию отца, только более, поджарый, молодой, и при этом активно подвижный.

Я гадала, совпадение ли, что он стоит на равном расстоянии от отца и от матери?

Анна Паркер была сегодня изящна и элегантна. Темный костюм, блестящие волосы, гордая осанка. Я заметила, что она не может унять слез. Хоть сегодня они похожи на скорбящих родителей, но это всего лишь их роль для камер, и всей толпы, которая пришла бесплатно поесть и засветиться перед Паркером.

Что чувствует мать, потерявшая ребенка? Эта мысль всю жизнь не давала мне покоя.

Тетка покойного Макса стояла позади Ника, держа под руку своего мужа. Рядом стояла девушка Ника болезненно худенькая, она стояла навытяжку, как на плацу, с руками-тростинками, прижатыми к бокам. Рядом с ней стоял коллега Макса директор Майкл Рейган, печально смотревший на белоснежные гробы, засыпанные розами.

У дальнего края церковной скамьи стояла в одиночестве жена сенатора. Она не рыдала и даже не смотрела в сторону гробов.

Народ всё прибывал и прибывал, подходя и выражая соболезнования Анне и Бену. На похоронах собралось много народу.

Теперь, родители Элизабет стояли рядом, взявшись за руки, и не скрывали слез. Дальняя родня, знакомые и друзья вытирали глаза или просто озирались – кто с любопытством, кто в ужасе. Сам президент прислал своего представителя, и мне казалось, что в церкви собралось больше политиков, чем в сенатской столовой.

И все-таки среди этого множества людей я сразу разглядела незнакомого мне мужчину. Я обратила на него внимание, только потому, что он стоял как-то обособленно и отдаленно от всех, наблюдая за всем происходящем со стороны. Я связалась с Брайном по рации и уточнила, не наш ли это человек переодетый в гражданское, но это был не полицейский.

Этот мужчина – он явился один, без всякого сопровождения, и даже если бы в церковь набилось десять тысяч человек, выделялся бы своей независимостью и отчужденностью.

Его красивое лицо не выдавало никаких чувств: ни вины, ни горя, ни любопытства. Казалось, он наблюдает скучное театральное представление, и я в глубине души была согласна с такой характеристикой похоронного церемониала.

Многие крутили головами, чтобы его разглядеть; одна стройная брюнетка даже пыталась с ним флиртовать, но его реакция была неизменной: он игнорировал присутствующих.

Его можно было принять за бесчувственного человека, ледяную крепость, надежно защищенную от всех и вся. Но я догадывалась, что где-то в сердцевине теплится огонек. Здесь не обошлось без честолюбия, которое, по моему мнению, было жидким горючим, способным при соответствующих условиях вызвать мощный взрыв.

Пока звучала погребальная мелодия, он смотрел прямо перед собой, потом внезапно, без всякой причины, обернулся и высмотрел на пятом от себя ряду меня.

Наши взгляды случайно встретились, у него были ярко-голубые глаза и темные волосы, я невольно поёжилась от заряда властности, которым был насыщен его взгляд. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не заморгать или, того хуже, не отвести глаза. Целую минуту, показавшуюся мне вечностью, мы смотрели друг на друга не отрываясь. Потом толпа неожиданно пришла в движение, по проходу потянулись люди, и мы потеряли друг друга из виду.