У всякой драмы свой финал

Потом сильно распахнул дверь, выскользнул из класса в коридор и вздрогнул от неожиданности, столкнувшись носом к носу с Думилёвой.

У той в глазах появилось крайнее недовольство, которое мгновенно превратилось в возмущение и негодование.

Антон замер на месте, по лицу пробежала оторопь, однако тут же попробовал взять себя в руки и широко улыбнуться:

— Наши встречи происходят все чаще, мадам! — воскликнул манерно с поклоном.

Евгения в красивом макияже, красивом летнем открытом платье, в драгоценностях на шее и ушах, в дорогих босоножках, была выше его ростом, смотрела сверху, и в ее голосе он уловил морозный холодок:

— У тебя разносторонние интересы, как я погляжу, Антошка! Что ты тут делаешь, пакостник? — спросила она.

— Ну почему же сразу пакостник, мадам? Музыка и театр это одно целое, мадам! — настороженно с обидой ответил он и выпрямился, пытаясь продолжать манерничать.

Грубоватый голос Евгении погасил манерность Дорчакова и возвратил Антона на землю:

— Потому и пакостник, что для тебя молоденькие актрисы и преподавательницы музыкальных школ, это тоже одно целое! — сказала раздраженно.

— Все можно объединить, мадам, было бы желание и умение, — Антон силился говорить в шутливом тоне, хотя мускулы на его теле были напряжены.

Не принимая его тона, Евгения отрезала:

— Сиди в своем курятнике, довольствуйся своими курами! И не пытайся объединять, когда это вредно для здоровья! Знаешь, что случается при неусвояемости пищи? — повысила голос.

— Понос, мадам, — надломлено хмыкнул Дорчаков и попытался снова улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Дурак ты, Антоша! — покривилась Думилёва. — Вонь бывает от поноса, самая настоящая вонь!

В коридоре музыкальной школы перемешивалось отрывистое звучание мелодий, доносившихся из-за дверей разных классов: пианино, баян, скрипка, гитара. В него вклинивались голоса Евгении и Антона. И весь этот беспорядочный набор звуков метался между стенами и вылетал в открытые форточки окон.

Голос Думилёвой досаждал Антону, выворачивал наизнанку, потому что именно его меньше всего хотел слышать здесь и сейчас. Он даже предположить не мог, что в стенах музыкальной школы у двери Ольгиного класса столкнется с Евгенией. Это было невероятно. Но это произошло.

Дорчаков подобрался и выглядел перед нею, как нашкодивший мальчишка. Медленно куда-то исчез вальяжный и уверенный в себе человек, каким он был в своем кабинете с Нарлинской и каким был несколько минут назад с Ольгой. Как будто Евгения прихватила Антона за неким непристойным занятием, и он изо всех сил теперь тщился оправдаться в своем поведении. Даже в ресторане он гляделся более независимым. Сейчас же со стороны было не очень понятно, то ли Антон действительно так напуган, то ли он хорошо играет роль.

И только Евгения точно знала, что он свой испуг пытается спрятать за неудачной игрой, она остро чувствовала фальшь в этой игре, взяла пальцами его рубашку, заглянула ему в глаза:

— Не придуривайся, Антошка! На свежатину потянуло?

Прищурившись, Дорчаков после недолгого молчания, набравшись храбрости, с усилием усмехнулся: